— Кха... water… — только и смог прохрипеть я сорванным голосом, прося воды. Во рту будто раскинулась пустыня. Только солоноватый привкус крови и осколки раскрошенных пломб сейчас царили там.
— Yes, now… Is it better? — напоил меня из простого пластикового стаканчика такой желанной жидкостью старик, приподняв стол с помощью механизма вверх.
— Better, thanks… — выдохнул я, сначала преисполнившись благодарности к этому старику, затем вновь наполнившись гневом, вспомнив про стокгольмский синдром.
— Fine! — улыбнулся доктор и затем медленно, проговаривая каждое слово повторил. — Do you feel any changes? (Чувствуешь какие-то изменения?)
— No…
— Weird… — немного посмурнел старик. — And like this?
Тут он неожиданно воткнул скальпель, или что-то острое мне прямо в ладонь.
— Сука!!! — от неожиданности заорал я, и вновь забился в своих оковах. — Выпусти меня я его тебе в задницу затолкаю!
— So… it didn’t work, no changes in the strength of the skin or in regeneration… (Значит… не сработало, никаких изменений ни в крепости кожного покрова, ни в регенерации…) — не обращая на меня внимание забормотал старик, судя по звукам расхаживая по палате. Затем он вдруг остановился, — We need more tests! (нам нужно больше тестов!)
Раздался звук, как будто бы кто-то включил походную горелку.
— Let’s try the effect of fire! (Попробуем воздействие огня!) — проговорил этот Менгеле, и к моей руке будто приложили раскаленную кочергу.
— Огонь?! Fuck you… блять... — в очередной раз рванулся я в путах, и вдруг почувствовал как щелчок в шее вырубает все чувства, а сознание наконец уплывает в спасительную темноту.
Глава 3
Я уже говорил тебе, что такое безумие? Безумие - это точное повторение одного и того же действия, раз за разом, в надежде на изменение. Это есть безумие. Когда впервые я это услышал, не помню, кто мне это сказал, я - бум - убил его. Смысл в том - окей? - Он был прав…
Я находился в чертовом аду уже практически полгода. Шесть месяцев экспериментов, которые с самого первого для стали больше походить на пытки, редких допросов, хреновой еды и английского. Да, именно английским я занимался большую часть «свободного» времени в камере, помимо бесплодных попыток найти рабочий вариант побега из этого места.
Целых два учебника английского, и брошюра с правилами поведения, щедро подаренные старым немецким ученым, помогали мне коротать время в камере. И не то, чтобы тот был более человечным, чем тот же «Смитт». Просто в отличие от улыбчивого мудака, недобитый нацист совершенно не знал русского. Так что этот сраный герр Алекс Амейзер, спустя неделю, убедившись, что я и не думаю подыхать от его сраного препарата, распорядился выделить мне учебники, чтобы я более точно отвечал на все его расспросы. Не смотря на то, что и сами учебники были на английском, я был рад и такому занятию.
И да, я так и не сдох за все это время, одновременно подтянув свой английский на уровень С-1 Advanced… ну или по крайней мере выучив весь ебучий учебник практически наизусть, практикуя английский в еженедельных встречах с мрачнеющим с каждым разом ученым. И, несмотря на то, что каждая встреча окачивалась очередным издевательством, которое было призвано пробудить мои «способности», я был даже рад, так как у этого урода ничего не получалось.
Единственная сверхспособность, которая хоть как-то проявляла себя — это просто иммунитет к действию злоебучей сыворотки. Помимо дичайшей ломки, и всех спектров боли, которые следовали за приемом разных версий препарата «ви», уникальный эффект был действительно тем, что я не сдох сразу. Ну и в дальнейшем тоже.
Вначале возбужденный этим прогрессом старик раз за разом вводил мне все новые и новые образцы зеленой дряни, затем по мере осознания бесплодности этих занятий запал его начал сходить на нет, раз за разом увеличивая промежутки между посещением лаборатории. Как я узнал из обрывочных диалогов охранников, а также обмолвкам самого доктора, остальные подопытные от его жижи просто умирали.
В последнее время, как я понял, ему после череды провалов, даже урезали финансирование. И перестали водить новых «пациентов». Остался один я, которому этот мудак жаловался на несправедливость, а также, что его никто не ценит.
— Ну вот скажи мне, Саща, — после очередной попытки разбудить «сверхсилы» с помощью высокого напряжения, медленно прохаживался тот по лаборатории, перебирая инструменты. — Как можно добиться хоть какого-то прогресса без череды проб и неудач?