БАХ!
Резкая боль в голове выдернула меня из забытья. Я осознал, что с размаху бился лбом о стену, обтянутую войлоком. В одном месте мягкая обивка уже провалилась внутрь — я вбивал себя в эту стену, словно гвоздь.
— Какого… — я отстранился, откатываясь на чёртовой коляске в центр комнаты. В голове всё путалось. По виску стекала кровь, липкими струями стекая на подбородок. Даже мягкие стены не спасают, если колотиться об них с достаточной яростью.
На полу рассыпанными валялись несколько таблеток. На стенах виднелись какие-то стёртые надписи. А одна, свежая, выведенная чем-то тёмным, бросалась в глаза: «Роскомнадз…»
— Саша…
Я не заметил, как в палату вошёл доктор. Он держал в руке колбочку с этими чертовыми синими таблетками. В который раз… Почему-то ему было важно, чтобы я сам их принял. Уколы стирали память на время, вынуждая с каждым разом мучительно восстанавливать разум по кусочкам.
Куда проще было бы вынести себе мозги… Но даже так, с каждым разом этот промежуток становился все меньше.
— Ты опять разбил голову… Что на этот раз? Роскомнадз.? — пробормотал он, прищуриваясь, — Что это?
И тут я понял. Я понял, что это. И вспомнил, как уже сотни раз этот седой лысеющий ублюдок заходил в палату, раз за разом вкачивая в меня что-то, мешающее мыслить трезво. Как пытался уговорить принять таблетку. Как пытался стереть мои воспоминания, меня…
Но у него ничего не получалось. Каждый раз, даже не осознавая, что это нереально, я все равно знал — где выход. И это делало меня сильнее.
Я облизнул губы, ощущая привкус крови, и посмотрел ему прямо в глаза.
— Это… — я чуть ухмыльнулся, а затем медленно вытянул язык, показывая его доктору и двум санитаром, замершим у двери.
— Рошкомнадшор…
И резко сжал челюсти.
Глухой хруст сдавленных зубов. Жгучая боль взорвалась во рту. Сырой, кровоточащий кусок мяса плюхнулся прямо на смирительную рубашку, заливая белую ткань красной кровью.
Доктор побледнел.
— Нет! Держите его! — заорал он, бросаясь ко мне вместе с санитаром.
Они схватили меня, пытаясь разжать челюсти, но с таким же успехом могли попробовать разжать пасть крокодила. Я вспомнил, что именно может позволить мне перезагрузиться… Сознание ушло куда-то в фиолетовый водоворот…
БАХ!
Разряд тока пронзил голову, вырывая меня из темноты. Тело затряслось в судорогах, пальцы сжались, ногти впились в ладони. Я дёрнулся, воздух резанул лёгкие, и в глаза ударил яркий свет.
Стены снова были белыми. Я увидел своё отражение в стекле напротив. И понял — я снова в чёртовой больнице.
Дёрганье в обвивающих меня ремнях ничего не дало. Память оживала урывками, вспыхивая кусками ужасающих воспоминаний. Кошмары, которыми меня кормили раз за разом, наконец начали складываться в единую картину. Только вот…
Я попытался двинуть челюстью — и не смог. Рот был надёжно заткнут кляпом, плотно перевязанным сзади головы.
— М… м… — замычал я, и вдруг из громкоговорителя раздался знакомый голос.
— Пациент, в связи с вашими попытками навредить себе вы связаны. Сохраняйте спокойствие. После процедуры вы будете возвращены в камеру.
Я не слушал. Голос грёбаного доктора, узнанный даже из динамика, породил только ярость. Пытки я уже проходил. Тело дёрнулось в безумном порыве, ремни врезались в кожу. Электрошок лишь подстегнул меня, раздувая внутри нестерпимый гнев.
— Это бесполезно, — увещевал голос.
Но я знал, что это не так. Каждая смерть, даже тут — делала меня сильнее. Ремни лопнули, как старые швы. Свобода! Я рухнул на пол, едва успев подставить руки. Ноги до конца не слушались, но я пополз на руках. К тёмному стеклу.
Глухой удар. Ещё один. Стекло задрожало и треснуло.
За ним, в тусклом свете кабинета, я увидел напуганного доктора. Он бил по кнопке вызова охраны. Но не приближался. Он боялся меня. Боялся того, что я могу сделать… ведь он все еще был тут, у меня в голове.
Я пополз к нему. Дверь распахнулась, двое санитаров возникли на пороге. В руках у них была знакомая смирительная рубашка.
Не-е-ет… Только не опять.
— Держите его!
Доктор был вне моей досягаемости. Но вот стекло — нет.
Я схватил рукой крупный осколок. Санитары бросились ко мне. Я усмехнулся.
И перерезал себе горло острым концом, вбивая его как можно глубже.