Когда Мария фон Вечера погибла, ей не было и восемнадцати лет. Годом ранее, еще не будучи лично знакома с эрцгерцогом, она заочно влюбилась в него, как безрассудно влюбляются наивные души, нуждающиеся в том, чтобы сотворить себе кумира, которому они будут безраздельно поклоняться и подчиняться, которого подобным душам необходимо обожать, чтобы убедиться, что их жизнь наполнена поэзией, чтобы придать смысл своему еще неясному существованию, протекающему в тщетной и беспричинной тоске. Эрцгерцогу едва перевалило за тридцать, он славился либеральными взглядами, распущенностью, которую он и не думал скрывать, и безудержной порывистостью, толкавшей его на героические поступки и дерзкие выходки и объяснявшей подозрительность и вспыльчивость, жертвой которых становилась в первую очередь его супруга эрцгерцогиня Стефания.
Мария фон Вечера (как рассказывает ее мать баронесса Элена в книге воспоминаний под названием «Майерлинг») ездила на скачки в парк Пратер, чтобы увидеть эрцгерцога. Своей камеристке она призналась, что эрцгерцог обратил на нее внимание, некоторое время спустя рассказала, что он тепло ее поприветствовал; девушка клялась, что не полюбит никого другого. Недолгая, счастливая и одновременно несчастливая пора перехода от отрочества к юности стала для ее сердца и чувств временем больших маневров. Мария делала первые шаги в науке приязни, в которой, двигаясь на ощупь, через игру и очарование первых свиданий, находят дорогу к любви.
Взгляды, которыми обменивались Мария и эрцгерцог на аллеях Пратера, последовавшие за ними тайные встречи, уловки, к которым прибегала Мария, должны были стать для нее первыми робкими аккордами, репетицией оркестра чувств, неразборчивым гулом, после которого зазвучит великая слаженная мелодия любви. Однако через несколько недель все закончилось смертью в Майерлинге, оскорблением, которое нанесли ее нежному телу выстрелом в висок и мертвенной неподвижностью, подробностями судебно-медицинской экспертизы, изложенными с дотошностью и точностью, которая лишь запутывает так называемую загадку убийства в Майерлинге. Глядя на портрет юной баронессы, на нежное и маловыразительное личико, отмеченное обыкновенной, лишенной индивидуальности миловидностью восемнадцати лет, вспоминаешь школьные трагедии — жизни, оборвавшиеся из-за первой плохой оценки, первого выговора, из-за похожего совпадения неотвратимого и случайного, при столкновении с препятствиями, которые тем, кто остался жить, кажутся малозначительными и которые для погибших оказались непреодолимыми.
Элена фон Вечера излагает в воспоминаниях самые грустные подробности этой истории и ее финала — по крайней мере, собственной версии финала, одной из многих, противоречащей прочим, еще более спорным версиям, например домыслам императрицы Зиты. Воспоминания Элены фон Вечера (книга увидела свет в 1891 году и была изъята австрийской полицией) — трогательная, незамысловатая повесть, за неумелой прозой слышен голос материнской любви и другое, не менее сильное, чувство — стремление сохранить достоинство. Баронесса фон Вечера решительно отвергает обвинения в том, что ее дочь виновна в трагедии, как с возмущением опровергает слухи о том, что сама она знала о незаконной связи и помогала ей.
Эта книга — полное обиды и боли перечисление подробностей полицейского расследования, складывающихся в повесть о запретной любви. Один неверный шаг, неверная нота — и рассказ о необыкновенном приключении и увлекательной игре рискует обернуться унизительно пошлой историей: портсигар, подаренный девушкой любимому и случайно обнаруженный, оправдывающая его появление изощренная ложь; тайные письма, мелкое вранье, сообщничество снисходительной графини Лариш. Рассказ становится напряженнее, когда речь заходит об ужасной смерти и о том, как ее скрывали, чтобы избежать скандала. К телу Марии не притрагивались тридцать восемь часов, никто не потрудился придать покойнице достойный вид; ее труп прятали в карете, чтобы о нем никто не узнал; переговоры между властями и родными о том, что делать с неудобной покойницей; грубый гроб, поспешные похороны, безымянная могила, в которой тело пролежало несколько месяцев, пока его не перезахоронили.