— Артёмий, а ты не думал, что сам виноват в таком отношении к тебе сверстников. — Артём удивленно поднял глаза, посмотрел на директора, закрыл и отложил в сторону книгу.
— Виктор Петрович, не поверите, но именно об этом я подумал в первую очередь.
— Ну так может надо было сперва изменить что-то в себе, и попробовать найти контакты со сверстниками, а уже потом их травить и поджаривать? — Артём засмеялся, легко и открыто, отчего Виктору Петровичу стало сильно не по себе. Даже страшно.
— Ну конечно! — Отсмеявшись начал Артём. — Моему отцу надо было не только писать протесты против строительства кирпичного завода, из-за которых он, кстати, и вылетел из партии, и перестал быть директором колхоза, а самому лечь под бульдозера утюжащие березовую рощу. Мне, надо было пойти к новому директору колхоза и убедить его отправить все поголовье коров на бойню, а не мучать ни животных, ни селян, гоняя каждый день стадо через всю деревню.
— Но ведь… — Попытался перебить его Виктор Петрович.
— Да, именно мне надо было идти! — Не обращая внимания на директора продолжал мальчик. — Отца-то моего не послушали, как же, беспартийный провокатор! А стране надо мясо. А еще мне надо было написать письмо в госплан, чтоб нормативы сдачи мяса для нашего колхоза снизили, и новому председателю не пришлось отбирать скот у жителей, чтоб не подвести партийное руководство. Тогда из деревни бы не поразбежалось большинство жителей, из детей был бы не я один, и сельскую школу бы не закрыли, и я бы ходил туда, через два дома, а не таскался пешком за несколько километров! — Артём переставал контролировать себя, и если бы не встрявший Виктор Петрович, перешел бы на крик.
— Артём, но… — Снова попытался он перебить мальчика.
— Что но? — Сразу успокоившись и погрустнев не дал себя перебить Артём. — Я виноват в том, что завод не построили? Или мне надо было самому его достроить? Или все таки гражданин Киряков, прежде чем подписывать одобрение на строительства завода должен был подумать откуда будет браться сырье?
— Артём, решения о строительстве завода принимает не Киряков. — Сумел ввернуть фразу Виктор Петрович.
— И что? — Артём был беспощаден. — Одобряет-то местное руководство, вот могли бы и не одобрить, указать вышестоящим товарищам на ошибки. Дескать, нет у нас столько нужной глины, сколько вы непонятно как насчитали.
— Артём! Думай что говоришь! — Аж подпрыгнул Виктор Петрович. — Да за это…
— За это что? — Артём не дал ему закончить. — Всего лишь из партии попросят. Фу-ты беда какая! Зато передовой колхоз не развалится, село не сопьется а от нас мама не уйдет. Какие мелочи! — Артём снова начал утрачивать над собой контроль. — Налаженная жизнь и уверенное будущее пятисот человек, против партийных билетов господина Кирякова и рядом с ним стоящих товарищей! — Уже не на шутку перепуганный Виктор Петрович снова вскочил, перегнувшись через стол опустил руки на плечи стоящего за столом мальчика.
— Тише, тише, тише. — Успокаивающе зашептал он.
— Jederstirbtfiir sich allein — Понуро сказал Артём, садясь за стол. — Каждый умирает в одиночку. А знаете, Виктор Петрович, я ведь застал ту рощу, да. — Артём задумался на минуту, и тихо-тихо продолжил. — Да, помню, как ходил туда с бабушкой за грибами и земляникой, а по весне, с отцом, резать березовые веники. А огромное коровье стадо не гоняли тогда через всю деревню в лес, а пасли в примыкавшей к тогда еще полным коровникам роще. Мы и коз туда гоняли пасти, а коз тогда в деревне было много. — Артём снова задумался ненадолго, и продолжил, глядя сквозь притихшего Виктора Петровича. — Не было в деревне заброшенных домов, и по утрам деревню будил не дерущийся с женой пьяный тракторист, а покрик сзывавшего пастуха: «Коз давайте! Коз!». Бабушка вставала и шла открывать сарай. — Артём снова замолчал.
— Послушай меня, мальчик, у тебя не получится быть все время изгоем, надо как-то… — Хотел сказать что-то на его взгляд очень умное Виктор Петрович, но Артём снова бесцеремонно перебил его.
— Да расслабьтесь вы, Виктор Петрович, я и не собираюсь всю жизнь играть в злого гения. — Он усмехнулся. — Это так, защитная реакция организма. Следующий год переломный, восьмой класс, дальше кто-то уйдет в ПТУ, а оставшиеся будут учиться думая об институте, тут-то я им и пригожусь, заигрывать начнут, как миленькие начнут, пытаясь замазать прежние обиды. Обижать меня уже вряд ли кто станет, побоятся, если только из новеньких, но это уже от вас зависит, как вы с ними «приемную беседу» проведете.