Когда он был мал, бабушка говорила, что если он будет говорить плохие слова Дева Мария отрежет язык. И его приятель, услышав это, спрашивал: Что прям отрежет? Прям с кровью?
Ее икона весела в красном угле. Досадно, что в памяти изображение настолько исказилось, что представляются стрелы (он не знал правда ли они были там изображены). Ребенок мог подумать, что семь стрел станут оружием для того чтобы отрезать языки за сквернословие. В христианстве семь стрел олицетворяли семь смертных грехов. Богородица видела несовершенство люда, она чувствовала, как эти стрелы пронзают сердца молельщиков...Она несла прозрение, но люди от незнания как поведать ее Свет, даже с благими намерениями (чтобы ее внук не понабрался дурных слов от сверстников), пугали Богом. «У Бога нет такой цели...».
У людей в современном мире страдание маскируется под муки за грехи или же под депрессии.
Маятник пошел на взлет, к слову Арсений по сложившимся обстоятельствам находился в кабинете Эллы, он помогал ей искать архивы расходов и выполнял прочую бумажную работу. В приподнятом настроении он смотрел на репродукцию картины «Последний день Помпеи», висящую на рукотворной дубовой панели стены ее рабочего места.
Дела у Эллы Никофоровны мягко сказать не складывались, в головном офисе узнали об ее проделках с интернетом, но ее отец совладелец фирмы «Neige Co» умял это дело. Тут вспомнили о налоговой отчетности, о ведении доходов и расходов, ответ был прост- на взлетной площадке красовался новенький желтый вертолет, приобретенный для аварийных случаев, в холодильниках кухни догнивал салат «Айсберг». Репутацию ей нужно было подчистить. Ее совершенные дела, словно вечная ночь за окном, не позволяли снегу засверкать в лучах. Да и есть у этой женщины снег, так называемая совесть и умение отдаваться своей работе?
Работникам у стойки приходилось выслушивать бесчисленные жалобы отдыхающих, для управления это было неким провалом, так как сервис не оправдывал столь высокую цену за столь дальний и прохладный вояж.
Амплитуда маятника достигла предела, когда Тенькин нашел нужную бумагу, Элла Никифоровна сократила его рабочий день, мыслями он витал у заповедной двери комнаты номер 212, безнадежно пытаясь поверить в то, что встретит ее магию снова.
***2
София сидела на узорчатом туркменском покрывале в саду, бережно кидала свертки бумаги в огонь, потягивая кретек, представляющий собой меланж табака и пряностей. Птицы радовали своим молчанием, вслушиваясь в подозрительную тишину, ей удавалось ловить хруст хвороста, по звучанию превышающий потрескивание тлеющих частей гвоздики. Такая пагубная привычка была кстати, комары сторонились дыма, меняя свою траекторию полета к окнам, наполненным светом дома. Ее следовало оставить одну, чего невозможно было избежать, так она дружелюбно протягивала руку новым мыслям, небрежно отмахиваясь старым, сортируя бумаги. Словно в добровольном заточении она проводила последние пять лет в нарушаемом одиночестве, иногда искушая себя перепиской с незнакомыми людьми в сети и светскими встречами в далеком городе, зачастую же, она предпочитала звать к себе гостей. Свою башню из бесконечно длинных стопок бумаг тот момент она нещадно рушила.
Флажок на шпиле башни поддавался порывам ветра, иногда она спускала веревку, для того чтобы забрать провизию, кувшины с водой, новые письма, она боялась смотреть на этот мир с высоты, не желав видеть насколько все крохотно, она безысходно бежала от чумы, от захватчиков, от грабителей и бандитов. Ее отвели и заперли в самую верхнюю комнату, крыша которой прорезала небесную поверхность. Волосы ее не свисали, как в сказках, она носила каре, подчеркивающие ее тонкий, но оттого не стандартный нос, свою башню она воздвигла сама и была она чуть ниже небольшого супермаркета, это строение походило на простой коттедж среднего класса. На двери Софии кроме нее замки никто не вешал.
Так что средневековой принцессой она себе не называла, жизнь не менялась, в наше время она оставалась такой же опасной, сейчас же люди расширяли свои границы, двигаясь на все стороны света, будто диктаторы, они не стремились к ангелам, они устраивали господство на Земле, расширялись. Ее наполовину скромный дом, окружали высокие заборы и дальние просторы, она имела в своей собственности около одного гектара. Возможно страсть оградить свою жизнь от мира, находила себя еще в детстве, в ее родном городе у местных вряд ли бы хватило на такие фортификационные сооружения, это был заурядный городишко, избушки и кирпичные коробки которого, соединив их бы все в один большой ансамбль, могли напоминать ей замок из одноименного произведения Кафки. Во многих случаях стены дома и являлись частью забора. Нередко по кирпичам многих выслеживались интересные моменты, на месте оконец, возрастали кирпичи, из былых семи выживали только три. На улице царил спокойный и приглушенный ужас, люди цементировали свои глаза ежечасно, кто-то второпях бежал к магазину за согревающими жидкостями, другие же замуровывали окна, а третьи поддавались вечным фантазиям, разглядывая замысловатые паттерны на настенном ковре.