— Что?
— Если к рассвету Лорд не будет убит, мы — следующие, кого он непременно постарается уничтожить. Он начал с тех соратников, которые знают его лучше других.
«И уже ему не верят».
— Значит, хорошо было бы, чтобы до рассвета кто-нибудь уничтожил его самого. Хотя бы — тот же Поттер. Парню ведь это на роду написано убить Лорда.
— Хорошо было бы… Ты тоже так считаешь?
— Да.
Раненый едва слышно застонал. С угла приоткрытого рта, как из чёрной щели, медленно сползла по впалой щеке струйка крови. В растерзанной груди что-то хрипло клокотало под повязками.
— Северус?.. — Нарцисса склонилась к его лицу.
— О, Мордред!.. Цисс, он же всё чувствует!..
— Что, мы так и будем смотреть, как умирает твой друг, Люс? Друг, спасший твоего сына…
— А что мы ещё можем?
— Люс, осторожно встань и отойди шага на три, пожалуйста.
— Что ты делаешь, Цисси?
— То, что должна! Дождись меня, Люс. Я скоро.
Полулёжа на испятнанном кровью полу, Нарцисса левой рукой обняла Снейпа и прильнула к нему:
— Госпиталь Святого Мунго, отделение травм от магических существ, приёмный покой!
С лёгким хлопком закрылась сияющая воронка аппарации. Люциус остался один.
* * *
19.10. 1989. Хогвартс
— Те, кто видит коней, поднимите руки!
У опушки Запретного леса толпятся за высокой грудой валежника три десятка третьеклассников. Факультатив по уходу за магическими существами, сдвоенный поток, Хаффлпафф плюс Равенкло. Преподаватель, выдающийся ксенозоолог своего времени Сильванус Кетллберн, вечный крамольник от науки, собравший, кажется, на свою одноглазую седую голову все возможные для профессора Хогвартса дисциплинарные взыскания от Министерства, указывает тростью на колышущиеся над обрывом заросли вереска.
По высоким травам над косогором совершенно бесшумно бредут лошади.
Рослые вороные лошади, не меньше пяти с половиной футов в холке, худые, почти бесшёрстные, с белыми светящимися глазами, с острыми скуластыми мордами и широкими, кожистыми, как у летучих мышей, крыльями. Жеребец, пять самок, два стригунка…
— Один, два, три… пять… семь… Всего семеро учеников? Что же, дорогие мои, могу только порадоваться за ваше поколение. Чуть более семи десятков лет тому назад, когда я сам был учеником, у нас умел видеть фестралов почти весь класс. Тогда была большая война, затронувшая оба мира — и магглов, и магов. Несмотря на запрет Министра магии Арчи Эвермонда, многие волшебники приняли в ней участие, чем вызвали гнев наших врагов. И в Британии осталось очень мало семейств, в которых дети не знали бы, что такое смерть...
Фестралы — кони отчаяния. Невидимые для того, кто ещё не познал скорби от утраты ближнего.
Джейн Доракс тоже видит коней. Но не поднимает руки. Ей очень не хочется быть восьмой в списке. Не хочется сочувственных взглядов одноклассниц, назойливых вопросов: «А у тебя кто?» Не хочется окунаться в воспоминания пронзительно-яркого летнего дня, который мог бы стать самым счастливым днём её каникул между вторым и третьим классом.
Мог. А стал самым страшным и горьким в её маленькой жизни. В тот день у неё на глазах утонул в море младший брат.
Лучше просто не видеть этих тощих, драконоподобных, плотоядных лошадей…
Жеребец высоко поднимает сухую голову. Косит опаловым глазом. Жемчужный зрачок почти незаметен на фоне сияющей белизной склеры. Холодный взгляд мистического коня встречает взгляд третьеклассницы. В висках стучит — как в тот день, когда она опрометью неслась босиком по песчаной косе, навстречу старой рыбачьей лодке со спущенным парусом. Неслась, уже отчётливо видя тело одиннадцатилетнего брата, безжизненно обмякшее на «банке» — грубой, мокрой деревянной скамье для гребцов. В том году Денни тоже должен был поехать в школу — впервые…
И, как тогда, равнодушное лиловое небо опрокидывается ей навстречу.
— Доракс! Джейн Доракс! Очнитесь!
— Не волнуйтесь, профессор, это просто обморок. Сильное волнение и только. Девочка уже приходит в себя, а через пару часов будет в полном порядке.
Она открывает глаза на узенькой жёсткой кушетке в приёмной у миссис Помфри. Принимает успокоительного. Слушает дежурные слова сочувствия. Кивком благодарит. Сжав в кулаке записку об освобождении от уроков на следующий день, плетётся в невыносимо тёплую, золотистую гостиную родного факультета. Чтобы, промаявшись ночь без сна под сочувственные вздохи подруг, наутро снова прийти в школьный медицинский блок.
— Я хочу записаться к вам на практикум, миссис Помфри. Я решила, что после школы буду поступать учиться на колдомедика.