Всё моё существо содрогается от безмолвных рыданий. Но глаза сухи.
Прости, Сев, что я даже не в состоянии тебя как следует оплакать: слёз больше не осталось. Я скулила бы и выла побитой собакой, если бы с твоим уходом во мне не исчезло то, что отвечает за бурное проявление горя.
Моя скорбь по тебе — это маленькая смерть.
Я всё ещё дышу, способна воспринимать звуки, но я совсем не чувствую своего тела. Так бывает, когда в состоянии нервного перенапряжения не спишь несколько суток подряд и, чтобы не отключиться прямо на ходу, пьёшь слишком много крепкого кофе. От этого я ощущаю себя хрупкой, словно мои кости сделаны из тонкого, звенящего стекла, и теперь я могу разлететься на осколки от любого неловкого движения.
На стене, рядом с кроватью, виднеется свежее бурое пятнышко с неровными краями. Я фокусирую на нём взгляд, и моё истерзанное сознание плывёт, когда я понимаю, что это твоя кровь.
Весь мир сходится для меня в одной точке. Пятно на стене растёт, расползается в стороны, меняет свой цвет на чёрный, манит к себе, становится осязаемым, глубоким. И вот уже это не пятно, а вход, куда я проваливаюсь, словно в кроличью нору.
…Я лечу в гулкой пустоте, у которой нет ни начала, ни конца. Она необъятная, как космос, и столь же безучастная. Однако она разумна и ждёт от меня выбора: останусь я здесь или поверну обратно, пока ещё не поздно. Но я не хочу возвращаться туда, где меня ждёт новая боль. Пусть лучше я перестану существовать, распадусь на атомы в этом холодном беззвёздном пространстве.
Возникает мысль о дочери: мои земные обязанности пытаются меня настичь, чтобы убедить вернуться. Но я отстранённо думаю о том, что о Натали позаботится любящий отец, который сможет дать ей гораздо больше, чем непутёвая мать.
Последняя нить, связывающая меня с прежней жизнью, натягивается до предела и обрывается. Меня больше ничто не держит среди людей. Я понимаю это без удивления и угрызений совести.
Узкие белые линии появляются из ниоткуда. От них темнота рябит и рвётся старой киноплёнкой. Светящиеся полосы перекрещиваются, складываются в геометрические узоры, наползают друг на друга, раскрываются веерами, превращаются в подвесные мосты, которые никуда не ведут. Я пролетаю под ними, и меня швыряет из стороны в сторону, вертит волчком…
И только твоя ладонь на моей щеке, Северус, и твоё незримое присутствие рядом всё ещё позволяют мне осознавать себя живой. Надолго ли?..
Мне хочется верить, что там, куда устремлён мой бесконечный полёт в пустоте, я снова смогу тебя увидеть.
Я лицемерила, когда пыталась убедить себя в том, что мне было бы достаточно только твоей дружбы. Но лгать тебе я не могу и не хочу.
Ты — недостающий фрагмент моего идеального мира, без которого я уже не буду полностью собой. Только вместе мы могли стать единым целым, дополнять друг друга, не боясь разочарования или пресыщения…
Но лишь сейчас, Северус, я произношу слова, которые нужно было сказать уже давно, когда ещё был мизерный шанс до тебя достучаться.
И пусть ты сам уже не услышишь их, но, возможно, они сумеют достичь твоей души, неприкаянно несущейся где-то в пространстве?..
Семена любви жили во мне с рождения и ждали только момента нашей встречи. Ты был предназначен мне судьбой. Единственный, кому я хотела стать не просто близкой, а равной — во всём.
Это был ты и только ты. Вопреки неприятию, раздражению, непониманию. И каждый миг моей несбывшейся жизни был наполнен тобой.
Это ты встречал меня из опасных экспедиций и не осуждал за риск. А я знала, что со мной ничего плохого не случится, пока ты рядом…
Это построенный нами большой, гостеприимный, тёплый дом был всегда открыт для друзей. И туда каждому хотелось возвращаться, потому что он был наполнен любовью.
Это наши с тобой дети были весёлыми и смышлёными не по годам непоседами, а ты ни разу не ругал их за шалости…
Это на твоей груди я засыпала счастливой каждую ночь, а по утрам пробуждалась от твоего настойчивого поцелуя...
Это был ты и только ты.
Всегда.
…Я слышу встревоженные голоса. Они звучат где-то далеко-далеко, как будто за плотно натянутой пеленой беспокойного сна, от которого всё никак не удаётся пробудиться.
Внезапно темноту пронзает яркая белая вспышка, от которой больно режет глаза. Я зажмуриваюсь, а когда вновь поднимаю веки, то вижу перед собой родные места — окрестности бабушкиной деревни, которые я изучила, как свои пять пальцев.
Присмотревшись, я замечаю внизу, у подножья холма, на вершине которого стою, твою высокую прямую фигуру. Ты впервые идёшь не привычной стремительной походкой, а медленным шагом, и полы твоей чёрной мантии скользят по цветущим зарослям вереска.