— Дура ты, Адаскина! — взвился на ноги я. — Послушался тебя на свою голову. — И, передразнивая Зойку, я заверещал: — «Чем ярче, тем лучше!»
— Это ты, Сидоров, дурак, — ничуть не смутилась Зойка. — Благодаря мне у тебя теперь какие основные приметы? Ярко-оранжевая куртка и чумазая рожа. Рожу ты отмыл, а такой куртки у тебя сроду не было.
— А нет куртки, нет, так сказать, и проблемы, — поддержала подругу Агата.
— Вот именно! — совсем обнаглела Адаскина. — Ты, Тимурчик, не упрекать, а благодарить меня должен.
Я переминался с ноги на ногу, не зная, что ответить. И как только этот женский пол умудряется даже свои ошибки выдать за достоинства? Вот и сейчас: Адаскина была виновата, но в то же время совершенно права. Они с Агатой даже меня успокоили.
— Только, естественно, появляться тебе в этом переулке теперь ни в каком виде нельзя, — предупредила Агата. — Вдруг кавалерийская бабушка куда более наблюдательна, чем мы думаем. И сумеет вычислить тебя даже без грима и без куртки. И тебе, — Агата перевела взгляд на Клима, — лучше в этот подъезд не соваться.
— Вообще никому из нас, — добавила Зойка.
Не скажу, чтобы мне сильно хотелось снова идти в этот подъезд. Глаза бы мои его больше не видели. Однако Адаскина почему-то часто вызывала во мне непреодолимое чувство противоречия. И, едва услыхав ее категорическое заявление, я в запальчивости воскликнул:
— Ну, конечно же, мы не пойдем и все бросим на полпути. На фига тогда я старался? Собой, можно сказать, рисковал.
— Вот и хватит нам риска, — стояла на своем Адаскина. — А если в той квартире действительно что-то произошло, наверняка завтра сообщат в газетах или даже по телеку. Просто надо следить за новостями.
— А если не передадут? — спросил я.
— Тогда я схожу, — сказал Клим. — Но девчонки правы: сперва имеет смысл несколько дней подождать.
— Ага, — с укором произнес я. — Мы с вами будем ждать, пока кто-нибудь другой обнаружит следы преступления. А вдруг там, на месте преступления, лежит тяжелораненый?
— Если бы лежал, — ответила Агата, — твой знакомый зверь фокстерьер наверняка бы сто раз на это отреагировал. Он ведь охотничья собака. А у них, знаешь, какой нюх. Как он себя вел на лестничной площадке?
— Нормально себя вел, — внес ясность я. — Вполне спокойно.
— А к той квартире подходил? — задала новый вопрос Агата.
— Даже не смотрел, — с полной уверенностью произнес я.
— Вот видишь, — улыбнулась Агата. — Значит, там никаких раненых нету.
— Тогда будем ждать, — сдался я.
— И сегодня вечером постараемся посмотреть все новости, — добавил Клим.
— А завтра-то, завтра что будем делать? — осведомилась Адаскина.
— Можно собраться у меня, — предложила Дольникова. — Согласны? Тем более, ведь завтра Рождество. Скажу родителям, что пригласила вас к нам его отметить.
— А они разрешат? — осведомился Климентий.
— Разрешат, — кивнула Агата. — Тем более, сами предки в гости уходят.
Против Агаты я ничего не имел. Даже наоборот. Потому что ее бабка наверняка приготовит что-нибудь вкусненькое.
— Тогда жду вас прямо с утра, — сказала Агата.
Мы еще чуть-чуть посидели. Затем кружными путями разошлись по домам. Когда я вернулся, предков еще не было, и я устроился в их комнате смотреть телевизор. Через некоторое время я вспомнил, что родители сегодня задержатся. Они собирались сразу после работы ехать в какой-то мебельный магазин. Нам давно нужны книжные полки. Потому что старый стеллаж совершенно развалился.
Вернулись они домой уже около девяти часов. Мать, не успев войти, принялась в подробностях мне рассказывать, где какие полки они видели. В общем-то, мне это было не слишком интересно. Но я все-таки вышел в прихожую. Мать глянула на меня и как завизжит.
— Лена, тебе плохо? — подхватил ее под руки отец.
— Ты только погляди на его лицо, — тыкала в мою сторону пальцем мать.
Я прибалдел. Помнил ведь, что еще у Адаскиных как следует умылся. И с рожей все было нормально.
— Тимур, что с тобой? — глаза у отца округлились, а лицо вытянулось.
Я подскочил к зеркалу и едва не вскрикнул. Всю мою физию покрывали неровные желто-коричневые пятна и потеки. Тут до меня доперло: «Искусственный загар! Видно, его-то мне до конца и не удалось смыть, а он, подлец, как раз сейчас решил проявиться».