— Это было бы проще всего. Я ведь не твоего поля ягода, ты же понимаешь? Хотя и упал с той же яблони, — тихий смешок закончил фразу.
Негодование за чтение чужих писем Алексей успешно подавил.
— Не понимаю. Ты не прав, Павел.
Павел промолчал.
Через силу Алексей продолжил.
— Я пойму, если ты не захочешь знаться со мной.
— Поздно. И когда твоё увольнение?
Алексей посмотрел на него рассеяно. Сжал руки, так и не поняв странный ответ, а может не смея неправильно истолковать.
— Не знаю, как одобрят. Должно быть к началу следующего месяца. Тогда к марту прошение точно будет в Петербурге и его подпишут.
— Это скоро.
Как легко благородному сословию определять свою судьбу. А ему самому никуда особо и не денешься. Повезло ещё, что не как некоторые бедолаги по двадцать пять годков служит.
— А что будешь делать ты?
Павел вернулся из тяжелых размышлений и встретил полный на что-то надежды взгляд Алексея.
— Останусь на службе. У меня не большой выбор в работе.
Глава 21. Крупная рыба
Теперь уже рядовой Иванов занимал починенную им же табуретку. Серая льняная рубашка сидела на нём так, словно была с чужого плеча. Словно и не было тех вечеров, когда Павел правил по себе выданную ему форму. Похудел он после казни изрядно. Сердце Алексея сжалось от жалости к брату. Небольшой выбор в работе, и небольшой выбор терпеть или не терпеть слухи. И похоже этого выбора не было у Павла с рождения, в отличие от него самого. Алексей тяжело вздохнул.
— Может попробуешь запросить перевод в другой корпус?
— Я подумаю над этим, — лицо Павла практически ничего не выражало.
— А как сейчас? То есть, так и будешь продолжать жить таким образом дальше?
Павел замялся. Пригладил и без того ровно лежавшие волосы. На поднятом локте стала заметна аккуратно наложенная заплатка. Алексей смотрел на эту заплатку, пришитую прочными суконными нитками, и чувствовал, что внутри начинает расти тревога. Неожиданно стало до глубины нутра страшно, что Павел может и не захотеть принять его как брата. Разница в их положениях наглядна и ясна с одного взгляда. Штаны, шитые по его меркам, внезапно стали давить под коленями и словно сковывать ноги. Алексей разгладил складки на них и подумал о написанном им письме к отцу. Письмо было необходимо отправить, но ощущалось это как больной ноющий зуб.
Глаза Павла немного сузились. Он провёл языком изнутри по заострённым граням сколотых зубов, которые решили оставить. Щека чуть изменила форму.
— Я не уверен, что готов что-то резко поменять для себя.
— Значит, ты остаёшься?
— А ты хочешь, чтобы я последовал твоему примеру и посвятил вечер свершениям?
Пальцы Алексея подтянулись, словно собрались в кулак, но рука тут же расслабилась. Павел внимательно посмотрел на эту руку, но вместо оплеухи словил только недоумевающий взгляд. С почти смирением, — Алексей все же временами был потрясающе несообразителен, — уточнил:
— Ты решил уволиться, и я вслед за тобой?
Ведь что значит должность рядового в сравнении с подпоручиком. А ведь он старше на два года. Но ответное удивление было искренним.
— Что? Нет, я лишь хотел узнать, будем ли мы жить так дальше. Вместе.
— Я не против, если ты об этом.
Неопределённо, как и всегда. И вместо того, чтобы почувствовать облегчение, Алексей места себе не находил от желания узнать, можно ли ему считать Павла братом. Не против ли тот, думает ли он о нём также. Но спрашивать почему-то расхотелось.
Они сидели в тишине не больше минуты, но обоим эта минута показалась растянутой по меньшей мере на четверть часа, пока Павел не решил прервать затянувшееся молчание.
— Сегодня пить не собираешься?
Алексей смутился.
— Нет.
Подумал о том, что завтра ему ещё отправлять письмо и выдерживать очередной разговор с Харитоном Гавриловичем. Усталость навалилась тяжёлой грудой камней на плечи.
Вид опять о чём-то тяжело задумавшегося Алексея Павла не вдохновил. Слишком уж часто тот после такого задумывания начинал задавать гору вопросов, на которые у Павла ответов не было. Так что он порезал хлеб, лук и оставшуюся варёную говядину. Положил мясо с луком на хлеб и предложил один из кусков Алексею.
Пахло вкусно, голодному Алексею показалось ничем не хуже того, что подавали на обеде у полковника. Несколько крупных кристаллов соли скатились с мяса и лежали на чистой доске. Ржаной хлеб на удивление мягко промялся под пальцами. Свежий? И где только Павел его достал.
— Спасибо?
Алексей неуверенно взял предложенный ему ужин. Торопливо укусил. Хлеб и правда оказался свежим, мясо мягким, а лук бодро хрустнул на зубах и защипал язык. Но вместо того, чтобы утолить голод, еда всё равно комом встала в горле. Алексей отложил недоеденное в сторону, мимоходом поправив доску так, чтобы ее край был параллелен краю стола, и снова достал конверт. Если он не закончит с ним, то так и не сможет нормально поесть. Словно это и правда был больной зуб, а не избитое сравнение. Алексей тщательно сложил один к одному сгибы бумаги словно по линейке, прогладил рукой и запечатал. Потянуло глухим запахом расплавленного сургуча. Это было даже интригующе — Павел мельком глянул. Но, увы, оно было предназначено явно не для его глаз. Павел принялся за свою порцию мяса, благо, оставшиеся зубы ему это позволяли.