С чувством выполненного долга он погасил свет и залез обратно под одеяло. Устроился удобнее и затих. Только сдержанное сопение нарушало тишину, словно Алексей избегал дышать в полную грудь. Одеяло со стороны Павла приподнялось, он высунул из-под него голову.
— Полегчало?
С другой кровати раздался резкий скрип. Вздрогнул он от неожиданности, что ли?
— Да.
Павел со вкусом, до приятного потягивания в мышцах зевнул и закрыл глаза.
Утро их встретило рано. А точнее в три часа, когда солнце и не думало показываться из-за гор и вокруг лежала непроглядная ночь. Разбудил их громкий, нетерпеливый и странно неприятно совпадающий с ударами сердца стук. Сонный Алексей открыл дверь, готовясь вышибить непрошенного гостя, но на узкой клетке стоял мокрый так, что даже из-под сбившейся фуражки текли к носу жирные капли и собирались на самом кончике, Емеленко. Он открыл было рот, задохся, сорвал с головы уже падающую фуражку и с силой махнул её на себя, сдувая капли пота с лица.
— Фух, — дыхание никак не желало устанавливаться, и вместо внятной речи Алексей услышал только мало понятную, слипшуюся в сплошной ком теста.
За его спиной выглядывал успевший натянуть на себя штаны и рубашку Павел. И быстро сообразил.
— Сбор.
— Какой сбор по весенней распутице?
Павел только пожал плечами и стал собираться в часть, а Емеленко, наконец, смог членораздельно заговорить.
— Там такое случилось! Горцы… Лошадь. Лучшую лошадь полковника…
— Убили?
— Увели.
Алексей накинул на себя пальто и с удивлением повернулся обратно к Емеленко.
— Как увели? Из части? Из-под караула и под носом у конюхов?
Емеленко только махнул рукой. До части все трое дошли не в пример быстро и молча. Алексей никак не мог отделаться от непонятно откуда взявшегося острого чувства тревоги, не вовремя это всё случилось, ох как не вовремя. Павел прикидывал, успеет ли он поесть и кого отправят, а Емеленнко бросал любопытные взгляды на них обоих, но больше не комментировал.
Когда показался знакомый забор крепости и караульные, Алексей весь словно встрепенулся и ускорил шаг. Часть, порядки в которой были скорее похожи на те, которые соблюдает давно заслуживший покой старый пёс, лежащий у будки скорее для вида, а не для дела, значительно переменилась. Везде горели огни, и в их живом пламени лица людей блестели влажными шарами глаз.
Оставив Павла и Емеленко, Алексей направился к Яблонскому прояснять, как подобное могло произойти. А через час уже выдвинулся отряд, целью которого оказалось возвращение столь ценной лошади.
Лошадь на самом деле была жеребцом карабахской породы четырёх лет от роду, и обошлась она полковнику Яблонскому без малого две сотни рублей. Хан, как назвали лошадь, отличался золотисто-рыжим цветом шерсти, которым уже успело восхититься местное немногочисленное дамское общество, и изящными «стаканчиками» копыт. Конь был несомненно хорош собой и очень полюбился Яблонскому, который самолично ежедневно проверял его в стойле и засыпал щедрую меру овса. И именно на этого жеребца положил глаз сынок местного горного князька.
Яблонский костерил на чем свет стоит часовых, посмевших пропустить врага в часть, угрожал им расстрелом и проклинал нерадивого конюха, у которого в этот проклятый час случилась беда с животом. И, пока он сидел на нужнике, свершилось это темное дело. В скором времени выяснилось, что, конечно, никаких горских гостей караульные, к счастью, не пускали, те тихо обогнули часть с другой стороны. Судя по оставленным следам и по только пропавшему конюху, тот был с ними в сговоре. Чего только не обещал в ярости Яблонский нерадивому работнику. Какие только казни египетские не обрушивал на его голову, пока неожиданно не успокоился. В том, что коня найдут, он не сомневался, не могли его люди подвести, а уж всегда ответственный Матвеич так точно. А если кто и не вернется с поисков, значит не сильно то ценный кадр был.
Алексей сидел ни жив ни мёртв в его кабинете. Не мог уложить, что именно брата отправили в горный аул. И теперь из-за какого-то коня его Павел… Дурные предчувствия не желали униматься, и Алексей с удивлением осознал, что он ни капли не сочувствует полковнику. Коня было жаль, но и у горцев ему должно быть ничем не хуже, а вот то, что Павел теперь в темноте пробирается по тем горам, на которые и при свете дня взглянуть было страшно, благих чувств не внушало. А полковник продолжал разглагольствовать, что уж как найдет он этого конюха, как взгреет его, да как покажет этим горцам, возомнившим о себе невесть что, чтобы за юнцами своими безмозглыми лучше следили. Алексей всё думал, что Павлу только краюху хлеба сунуть успел. И что сейчас лучи солнца тронут заиндевевшую кромку гор, а время самое сельное. Однажды, ещё ранней осенью, Алексей видел, что случается с лошадью, попавшей в каменную реку. Видеть, как такое произойдёт с человеком, он точно не желал. А ведь есть и горцы. И ружьё против многих Павлу не подмога.