И благородно закрыв глаза, не дрогнув ни единым развитым мускулом, он переждал, пока Жози не обнажила тело и душу и не прижалась к его открытой груди. Жар опалил обоих».
Павел картинно обмахнулся взятой с тумбы газетой аки барышня японским веером. А роман-то при переводе Алексея заиграл новыми красками. Тот покосился на него, надеясь на помилование, но Павел только кивнул ему, чтобы он переводил дальше.
Помимо воли вспомнилось, как он сам лежал, прижавшись к чужому телу. Щёки стало жечь сильнее, хотя казалось, куда уж больше. Голос начал подводить и дрожать, описывая бурно разгорающуюся страсть. Он очень старался зацензурить как мог, но из-за этого получалось ещё хуже:
— «Рука Белокурой Жози юркой птичкой словно невзначай опустилась вниз. В глазах Анри набежали предрассветные тучи:
— Жози… — он перехватил нежную руку, благоухающую свежим бризом роз, осыпал незабвенными печатями поцелуев и прижимал к сердцу, в котором бурлила и кипела юная кровь.
Леди изогнулась и, оставляя ручку в медовом плену, сама наклонилась вниз, даря возлюбленному (Алексей сдвинул брови, встретив незнакомое слово, но решил оставить как есть) вдохновенный fellation.
— У вас поистине кошачий язычок, моя крошка, — только и смог выговорить Анри, пока тучи в его глазах извергались».
— Ого, а она времени не теряет! — Павел немного наклонился вперёд: — Тебе хоть одна девушка делала fellation?
В вопросе точно крылся какой-то подвох, Алексей чуял это, но выхода кроме правды не видел.
— Мне не знакомо это слово.
Ну конечно, ему следовало это предположить. Павел вздохнул.
— Тебе хоть одна девушка отсосала?
«Добьет это Алексея или не добьет, вот в чем вопрос», — подумал про себя.
Алексей мысленно разрывал книгу на мелкие клочки, поливал керосином, бросал горящую спичку в обрывки и с наслаждением смотрел, как она горит.
— Значит нет.
Пока Алексей не знал, куда деться от стыда, Павел продолжил:
— Что там Анри дальше? Кошачий язык… Скажет тоже. Он хоть раз кошачьи языки видел?
В голове у Алексея произошло осознание того, что именно он только что прочитал, только теперь к нему добавилось знание, какое действие означало неизвестное слово. Он отчаянно постарался сместить фокус с себя:
— А тебе?
— Что мне?
— Это… — Алексей не замечал, как сминает страницу, — ну… fellation…
На самом деле ему такое удовольствие не перепадало, и вообще с удовольствиями было негусто, но ронять свою репутацию не хотелось. Так что Павел многозначительно пожал плечами.
Алексей ненароком представил картину. Запунцовел и отвернулся, нахохлившись.
Павел вздохнул несильно. Подумалось, найдёт ли он в себе смелость предложить какой-нибудь не распутной девушке подобное… Ведь сквернословить и пошло шутить то смелость находил.
Послышался бой часов. Восемь ударов. Это часы Николаевских ванн отбивали время, разнося по округе весть, что час для зимы уже поздний. Алексей спешно начал собираться и постарался незаметно сунуть книжку в карман пальто.
— Мне нужно идти. Могу я зайти завтра?
— Да. Только книжку оставь, я на ночь почитаю ещё.
— Я вынужден показать её маменьке Елизаветы Михайловны — Анастасие Романовне.
— Это не ваша книга. Или вы в душе вор? — сказать у Павла вышло даже вежливо.
Алексей раздумывал о том, что, возможно, серьёзный разговор с Лизонькой поможет ему избежать дальнейших чтений.
— Я беспокоюсь о нравственном воспитании Елизаветы Михайловны.
— Об этом следует беспокоиться её родителям. Но если это прям спать не дает, тогда попросите эту книгу у неё. А не тихо уносите в кармане.
— Ты любишь такие книги, Павел?
— Да, — он грустно отметил про себя, что они по всей видимости скрашивают некоторые неудачи его жизни.
Повисло короткое молчание. Алексей молча протянул книгу обратно. Книжка явна стала потрёпанней после его рук, с истерзанными страничками и заломами от ногтей.
Павел взял книгу и посмотрел на Алексея:
— Скажу Елизавете, что она пострадала от твоих рук.
Алексей потерянно улыбнулся, отвесил лёгкий поклон и вышел.
Книга была убрана в тумбу, и Павел лёг спать. Сон пришёл быстро. Начавшиеся приятные сновидения с уступом и Жози перешли в кошмар с камнепадом и снегом. Он поворочался, во сне перевернулся на другой бок и, наконец, провалился в глубокий сон безо всяких сновидений.
А Алексей вместо того, чтобы вернуться в своё отделение, долго бродил по пустующим вечерним улицам Пятигорска и думал, думал, думал. Когда холод загнал его в палату, он натёр ногу мазью и лёг. И всю ночь ему снились кошки, лакомящиеся сметаной из блюдца, острые лезвия и быстро остывающее тело, которое он никак не мог согреть.