В палате было слышно, как где-то в углу стрекочет несмотря на зиму сверчок.
Алексею было ужасно страшно, как бы всё могло сложиться, не будь Павел мужчиной. Представлялись одни ужасы. Павел молчал и думал примерно в том же ключе.
Алексей поднял невидящий взгляд от книги:
— Я бы никогда!
— Что ты бы никогда? — голос звучал настороженно.
— Не поступил бы с тобой так.
— При чём здесь я? О чём ты вообще сейчас подумал, а?
Алексей совершенно потерялся. Стало ужасно стыдно. Растерянно шлёпнул губами и сдался что-либо объяснить. Тихо сказал:
— Забудь, пожалуйста.
Ответное молчание было красноречивее слов. Павел пригладился и посмотрел, как Алексей сидит и смотрит на свои колени. Вот он шмыгнул и сам испугался, не ожидая того, что выйдет так громко.
— Если тебе будет нужна помощь… какая угодно! ты всегда можешь обратиться ко мне.
Павел вздохнул и подумал, что Алексея слишком развезло. Конечно, он и сам подумал… о не слишком хороших вещах, но Алексей явно навоображал там что-то из ряда вон.
Алексей посмотрел на вздыхающего брата и нерешительно потянул руку к его плечу под внимательным взглядом тёмных глаз. Робко положил. Шерсть больничного халата заметно кололась в ладонь. Руку не скинули, но и ответного энтузиазма не проявили, однако Алексей воспринял это как толчок к дальнейшим словам:
— Я рад, что ты мужчина, брат.
У Павла на лице был чётко написан вопрос.
— А был бы женщиной, ты был бы не рад?
Алексей подобрал под себя ногу и ойкнул от боли. Поторопился сбивчиво ответить:
— Нет, конечно, был бы рад.
— М.
— Я обидел тебя? — Алексей окончательно запутался.
— Нет, что ты.
Алексей повертел в руках книгу:
— Наверное, ты устал, Павел? Мне стоит дать тебе отдохнуть?
— Ты даже трети книги не прочёл.
— Но, кажется, она не слишком тебе по душе?
— Пока что содержимое — не совсем то, что можно ожидать от любовной книжки.
Алексей погрустнел:
— Я понял, — и, видимо, под влиянием рассказа добавил: — Я никогда не платил женщинам за их благосклонность.
— У тебя и женщин-то не было.
— Павел!
— Скажешь, что я вру?
Он посмотрел на склоненную голову Алексея. Нехотя тот ответил:
— Нет, — и чуть погодя спросил: — А ты был с женщинами?
Пока он ждал ответ, Алексей успел проклясть себя за любопытство и за то, что не успел остановить свой язык.
— Хочешь подробности знать?
Чего хотелось, так это провалиться сквозь землю. Алексей покачал головой из стороны в сторону и неподвижным взглядом посмотрел на переплёт.
Павел подправил за спиной подушку:
— Есть там ещё какие-нибудь рассказы?
— Но, — Алексей остановился, чтобы лучше сформулировать мысль, — там же нет того, что ты ожидал от них?
— Тогда дочитай про Жози и Анри.
Сомнения одолевали Алексея. То, что брат не торопился выгонять его, хотя он наговорил лишнего, приносило значимое облегчение, но читать не хотелось. Совсем и вообще. Стыда он за эти чтения натерпелся больше, чем за всю свою жизнь. Но желание наладить отношения с братом победило.
— Я лучше переведу ещё один рассказ.
Павел согласно кивнул и откинулся на спинку кровати.
Алексей снова открыл книгу и теперь переворачивал страницы, молясь про себя, чтобы на этот раз попалось что-то действительно невинное. Название «Папа Симона» ничего не предвещало, ведь что плохого может быть в рассказе с таким названием? А потому он уверенно и почти радостно начал его переводить. К концу первой страницы он понял, что теперь знает, что может быть плохого.
Пока Алексей давился чуть ли не каждым словом, Павел внутри мрачнел очень быстро, однако лицо держал почти неизменным. Оскорбления про безотцовщину довольно ярко всплывали в памяти. Так, словно он слышал их ещё утром. И не только про безотцовщину. Вспомнилось, как в казармах ржали как кони, прознав о его родословной.
Алексей дочитал до конца и держал взгляд на последних словах, боясь посмотреть на брата. Сказать было нечего. Тяжёлой, давящей волной накатило чувство вины.
Под весом скрипнула кровать, но слова проговорились легко:
— Поди отсюда нахрен со своей книжкой.
Алексей разом побелел.
— Бра… Павел?
— Уйди.
Тяжело, с опорой на бедро Алексей поднялся. Потянулся за тростью и встал уверенней. Потоптался нерешительно на месте и бледный и грустный повернулся, чтобы уйти. Перешагивая порог, который сделать белым не могли никакие меры, остановился.
— Павел, — проглотил комок в горле, — можно я приду позже?