Алексей поправил ворот своего пальто, чтобы внезапно поднявшийся ветер не закидывал снег за шиворот и, не торопясь, пошёл по нетронутой следами пушистой дороге.
Когда снег за ним захрустел, заскрипел и под конец разлетелся белым облаком мух ему на сапоги, Алексей остановился и обернулся. За ним стоял Емеленко. Этого стоило ожидать, хотя сам Алексей предпочёл бы, чтобы этой беседы вовсе не состоялось. Он в очередной раз задумался, а правильно ли он поступил, решив не дать совершить их брак с Лизой. Сейчас горячий юный прапорщик не казался надёжным будущим супругом для Лизы, а выглядел юным воронёнком, который широко открывал рот и никак не мог найти нужные слова.
— Вы вышли за мной? Что-то случилось?
— Да! — молчаливую плотину снесло. — Я хотел поговорить с вами.
— О чём же? — Алексей бросил взгляд на то, как судорожно Емеленко сжимает, нет, цепляется пальцами за рукоять сабли. Плохо. Не вышло бы беды. Нет, поспешил он всё-таки с выводами. Емеленко несомненно был храбр, но слишком, слишком безрассуден. Так он и Лизе повредить мог.
— Вы не передали мне письмо!
Тон был обвиняющим. Алексей поправил фуражку, ниже надвинув на глаза. Однозначно поспешил. Подождать бы пару лет и посмотреть, что из него вырастет.
— Не передал. И впредь прошу не делать мне таких просьб. Вам следует уделить внимание вашей карьере.
Лицо Емеленко вспыхнуло алым, и в ту же секунду вспыхнул он сам:
— Да как вы можете! Я же считал вас примером! Я же уважал вас!
От долгого стояния на холоде нога у Алексея начала ныть, но он старательно держал лицо. Мельком подумал только, что, видать, снова придётся усерднее обычного мазать колено и щиколотку и надеяться, что на следующий день удастся скрыть хромоту. Он посмотрел прямо в круглое лицо Емеленко, с которого не успела окончательно сойти детская припухлость чёрт.
— У меня нет матримониальных планов. Можете быть покойны. Но прошу вас, Владимир, будьте выдержанней. И честнее. Не ставьте девушку в неудобное положение.
Емеленко удивлённо шлёпнул губами, чем и поспешил воспользоваться Алексей. Он повернулся на здоровой ноге и настолько быстро, насколько можно было идти, не показывая хромоту, дошёл до квартиры.
А тем временем ефрейтор Иванов копил в себе силы, чтобы воплотить обещанный план в жизнь. Хоть он и предложил сходить в бордель так, словно для него это было одним из обычных способов облегчить карманы от и так небольшого содержания денег и провести часок, не утруждая себя тяжестями жизни, на деле в подобные места ходоком он не был. Возможно, сказывалась природная брезгливость, возможно, участившиеся случаи нахождения на лекарских осмотрах французской сыпи, возможно, что-то ещё. А что именно ещё он и сам толком не знал. Ясно ему было только одно: показывать перед Алексеем свою неосведомленность в некоторых вопросах, да и просто упасть в грязь лицом категорически не хотелось. Так что, время на то, чтобы силы на такое предложение окончательно накопились, ушло немало.
Найти Алексея в одиночестве, чтобы посторонние лица не мешали озвучить предложение, труда не составило. Он словно сам искал его компании и вечерами задерживался на стрельбище и упрямо пускал пулю за пулей в светлые линии. Павел хмыкнул, разглядев места попадания и удовлетворительно оценив результат. Практика приносила свои плоды. И должно быть его пара уроков оказалась не бесполезна. Павел пригладился и подошёл ближе. Дальнейший диалог с условиями времени и места вышел короткий и, пожалуй, Павел мог это признать, немного неловким.
— В следующую увольнительную. Послезавтра.
Алексей хотел было переспросить, что послезавтра, но вспомнил практически сразу. Так скоро. Внимательный, но не колючий взгляд Павла отметил, как Алексей побледнел. Нет уж, сбежать не выйдет. Зря он что ли сам столько настраивался? Если будет нужно, он приведёт Алексея туда, даже таща его за собой. Через минутку молчания Алексей смог открыть разом онемевшие губы:
— Мне нужно как-то особо одеться? С собой что-то взять? Может, есть какая-то принятая манера поведения?
— Ничего, просто в форме не приди случайно.
У Алексея внутренности перевернулись от осознания того, что о нём можно будет подумать после этого, а потом вмешалась обида. Неужели Павел думает, что он настолько несмышлёныш? Появиться в подобном месте в мундире казалось порождением кошмара. Такое обращение с формой, отражающей честь армии, было непозволительным и недопустимым. И появился ещё один насущный вопрос.