— Вам тут просили передать.
Алексей хотел было спросить кто, но одумался и, вежливо поблагодарив, закрыл за собой дверь. Посмотрел на конверт без отправителя, словно колеблясь, но достал нож и вскрыл его. Он догадывался, от кого оно могло быть, а оттягивать неизбежное не имел привычки. Лиза должно быть зла на него и ничего не понимает.
Выпавшее письмо было и правда от Лизы, её почерк он сразу узнал. Но аккуратные, ученические буквы со всегда одинаковым наклоном прыгали в разные стороны, заострялись и обрывались. Он некоторое время смотрел на эти строки, выхватывая отдельные слова и фразы, но не понимая смысл, пока его сознание не пришло в равновесие. Он вздохнул и принялся читать это письмо, больше похожее за спешную записку.
«Алексей!
Вы меня очень расстроили. Как вы могли прийти в такое грязное, именно грязное место? Я верила Павлу Кирилловичу, считала, что он плодотворно на вас влияет, вы перестали быть так нудны как раньше, но теперь всё перевернуто с ног на голову. Прошу вас, напишите, что то, что услышала о вас — неправда. Что это всё сплетни. Иначе… Впрочем, мне нужно оборвать на этом разговор. Как это всё грязно. Жду вашего ответа.
Ваш друг, Лиза».
Алексей задумчиво смотрел на несколько строчек, среди которых пара центральных была написана на французском. Это всё казалось каким-то абсурдом. Он хотел объяснить Лизе, что произошло и зачем, но доверить это бумаге не мог себе позволить, а устроение встречи было почти невозможно. Грязно, вот как… Этого следовало ожидать, и он ждал, но ему не давало покоя, что что-то ещё вызвало такое сильное возмущение Лизоньки. В этом обрывистом письме она настаивала на его личных заверениях в невиновности, но он чувствовал, что возмущение Лизоньки было слишком велико, чем если бы он просто сходил в то место.
В казармах было шумно. Ещё громче, чем на плацу, раздавался смех, ведь теперь его не нужно было пытаться сдерживать. Догадки об умениях Павла в любовных делах высказывались самые смелые, в том числе и такие, за которые тот начал было всерьез подумывать о том, как при удобном случае избавиться от особо рвущихся шутников. Всплыла уже почти позабывшаяся кличка «Поля». Павел скрипел зубами и в полном беззвучии чистил ружьё, сначала осторожно разобрав его и разложив детали на чистой ткани, а потом почти любовно смазывая каждую жиром. Отвлечь его от этого занятия и заставить сделать ошибку было невозможной задачей, как казалось остальным. Потому попытки вовлечь его в беседу и вытянуть из него ещё скандальной информации оборачивались неудачей. Хотя на самом деле спокойным Павел не был. Руки слишком чётко двигались, удерживаемые чисткой от желания провести ими по голове, тряпица слишком усердно давила на металл, а на щеках вспухли желваки. Но молчал он на редкость упорно до тех пор, пока Макар не попытался намекнуть, что, возможно, Павел оказывает такие услуги не только подпоручику. Последующую драку разнимали уже дневальные. Макар жирно хлюпал кровью из разбитого носа, и то, что этот нос находился несколько выше удобного уровня, нисколько не помешало его противнику. Павел сплюнул прямо на земляной пол казармы и тыльной стороной запястья оттёр скулу, на которой собирался вспухнуть синяк. Взгляд был на диво холодным и расчётливым. Под ним Макар почуял себя так, словно он стоит на стрельбище, только не на своём привычном месте, откуда и производились выстрелы, а на месте старого деревянного щита-мишени. Он бросил плохо различимое ругательство, отвернулся и отошёл от Павла.
Утром следующего дня Алексей получил ещё одно письмо. На этот раз конверт был из дорогой белой бумаги и подписан. Алексей посмотрел от кого письмо, и на сердце легла смиренная тяжесть. Разве что он ещё успел удивиться, как это новости дошли до него так быстро? Длилось это, пусть и тяжелое, но спокойствие, ровно до тех пор, пока он не прочитал письмо от отца Лизоньки — Михаила Игнатьевича.
«Подпоручик Петропавловский, прошу вас впредь не появляться в моём доме. Имею честь также вас уведомить, что о разговорах об объединения наших семейств не может быть и речи при всем уважении к вашей достостойнейшей фамилии. От всего сердца советую вам отдаться тому делу, которому вы с такой душой отданы, но не забывайте, что ваш долг как офицера быть отцом своим солдатам, и никем иным. За сим прощаюсь, дабы не отвлекать вас от общения с членами вашего семейства.