— Я не хотел такого.
— Ты не хотел сказать «нет». Так что я считаю, с порушением твоей репутации мы справились довольно неплохо.
Беспокойство больно укололо Алексея. Он не знал, сколько в его нежелании отказать прямо было беспокойства за Лизоньку, а сколько страха перед собственным отцом. Чувство вины почти оглушило, сдавило влажными, тесными объятиями грудную клетку, покачало с интересом сердце. Алексей усилием воли задавил его, дав себе слово, что над ситуацией с Лизонькой он обязательно подумает позже. Не сейчас, когда Павлу грозит такая беда.
Павел поправил фуражку.
— Я хочу выспаться, так что пойду, — продолжать разговор дальше не имело смысла.
Он развернулся и собрался уходить, но был пойман за плечо. Павел покосил взглядом на чужие пальцы, но ничего не сказал. Остановился и выждал, пока Алексей обойдёт его.
На таком расстоянии синяк был заметен сильнее. Алексей положил вторую руку ему на плечо, стараясь сдерживаться и не вдавливаться пальцами под ключицы.
— Я хотел бы оказаться на твоём месте. Веришь?
Павел посмотрел ему в глаза. Сказать хотелось многое, но он смолчал. А Алексей заглянул в его глаза, вздрогнул и убрал руки
— Когда?
— Завтра в восемь утра. Думаю, всех соберут.
Алексей кивнул ему, думая уже о чём-то своём. Кратко попрощался и ушел чуть ли не бегом. Павел проводил взглядом его спину. Странный Алексей человек.
Пока Павел спокойно спал в казарме (в смирении, очевидно, были и свои плюсы), Алексей искал начальство, надеясь успеть его застать. Ему бы и в дурном сне подобное не приснилось, что выдумали из этого проклятого похода, и какой ношей это отольётся Павлу.
В кабинете подполковника ещё горели свечи. Оставшись в одиночестве, он расстегнул свой сюртук, который начинал давить в области талии, расстегнул туго затянутую манишку и неторопливо писал письмо на высокое имя с просьбой об отставке. Отхлебнул чай из когда-то белоснежной, а ныне больше напоминавшей цветом старый зуб кружки, любовно погладил её по тонкому краю. Женин подарок, как не беречь. Столько лет она вместе с ним по гарнизонам да по крепостям мается. Ничего, скоро уже. Уедут они в Костромскую губернию, заведут сад, большой, с выложенными светлыми камнями узкими тропками, с полными тяжёлых и зрелых плодов ветвями, как она хотела. Сынки приедут. Двое их всего осталось, надо уважить батюшку, надо. И старуха рада будет. Поставят самовар, старуха пышек испечёт по своему тайному рецепту, а потом…
Приятные мечтания были прерваны самым бесцеремонным и обыденным образом: к нему постучали. Стучали вроде бы негромко, но слишком требовательно, так, словно стучавший имел что-то очень личное к нему. Яблонский забеспокоился. Не так давно пошли новые слухи о бунтах, поднятых в весьма недалеких от них областях. Такое ему было без надобности, такого он не терпел. Вежливый человек не стучит так, что после каждого удара по двери идёт дрожь. А если и стучит, то уж точно не в двенадцатом часу ночи. Яблонский подтянул к себе поближе пистолет, положил на него сухую ладонь:
— Кто? Войдите!
Неуверенно Алексей переступил порог.
— Господин полковник?
Яблонский убрал руку с пистолета и расслабился.
— Опять вы, подпоручик? Что случилось? Будьте кратки.
— Я хотел подать к вам прошение, господин полковник. Ефрейтор Иванов не виноват. Он не сделал ничего предосудительного. Прошу, если вы считаете нужным наказать за сей проступок — накажите меня.
— Что-о?! Да ты совсем страх потерял! Вас обоих на каторгу в цепях следовало отправить, а ты с чем пришёл?
— Господин полковник! Тогда снизьте количество ударов, прошу.
— Пошёл вон.
— Господин полковник! Он же не вынесет!
Морщины на лице Яблонского углубились. Брови сдвинулись, состарив и так немолодое лицо.
— Это ещё милосердно. А не выдержит, так и не жилец вовсе, пусть тогда бог прибирает. Хотя такого скорее черт приберёт.
— Тогда накажите и меня! Господин полковник, мы же вместе туда пришли. Это же я его попросил.
Яблонский немного повернул голову.
— Иди ты лучше спать. Нечего тут усложнять. Пошёл говорю, пока на каторгу твоего Иванова не отправил.
Алексей весь побледнел, молча отдал честь и вышел. Последние надежды пропали. А завтра его брата будут забивать палками ни за что. Он прикрыл ненадолго руками лицо, глубоко и резко вдохнул, так, что где-то внутри горла заныло как больной зуб, и трусцой побежал в город разыскивать доктора.
Этой ночью лечь спать ему так и не вышло.
Следующий день выдался ветреным. Ветер раздувал пузыри флагов и играл с ними, как пьяный мужик трогает девку. Из-за его порывов солнце то закрывало тучами, то открывало, и вынужденные стоять неподвижно бедные солдаты пытались держать самый плотный строй, чтобы иметь хоть какую-то защиту от ветра.