Ответить было нечего. Так, в молчании, они преодолели оставшиеся шаги до докторской двери, и Алексей совершенно грубым способом постучал по ней прямо ногой. На секунду его ожгло страхом, что дверь не откроют. Но дверь открыли, и служанка пустила их внутрь, попутно злостно ругаясь на порчу двери. Ходят тут многие, а дверь одна, и служанка тоже одна, будто у неё дел других нет. Но стоило ей мельком увидеть спину Павла, как он тут же был сопровожден в рабочий кабинет, где с него сняли рубашку и доктор — усатый человек лет сорока в пенсне по последней моде — взялся обрабатывать его спину. Сидел Павел безропотно, несмотря на не всегда аккуратные манипуляции. На самом деле ему было немного страшно шевелиться, потому что то, что произошло с его спиной, он уже мог почувствовать, и распробовать это в полной мере у него не было ни малейшего желания.
Послышались тихие шаги. Алексей почти что боком пробрался в кабинет и встал у стены. Павел посмотрел на него, но ничего не сказал.
— Скажите, заживет ли… это? У него не останется последствий?
Доктор оторвался от педантичного и методичного промывания спины.
— Будем надеяться, что всё заживёт хорошо.
— Как обрабатывать спину?
Павел пошевелил тяжёлым языком во рту.
— А ты что… сам собрался это делать?
Алексей запнулся.
— У меня не хватит средств оплатить тебе больницу до полного выздоровления.
Павел растерянно промолчал. Он в общем-то и не ждал этого.
— Я в любом случае вернулся бы в казармы. Мне отпуск не положен. Только если штабной лекарь на три дня выпишет.
— Спину ты сам себе обработать не сможешь всё равно, — Алексей понимал, что Павел, похоже, думал о хождении в лазарет, но самым вероятным исходом было бы то, что там брата польют на скорую руку спиртом и отправят восвояси.
Доктор бинтовал спину и попутно дал Алексею несколько небрежных рекомендаций: держать в чистоте и сухости, чтобы раны не загноились, чаще менять повязку и пить больше тёплой воды. Материя слой за слоем ложились поверх багровых вспухших полос, и Алексея начало серьёзно мутить от такого зрелища.
Последний виток бинта пересёк спину, врач завязал концы и начал выпроваживать их взашей. В конце концов, у него тут частная практика, а не общественная больница, и держать больных у себя он не намерен. Так что следуйте себе домой и даже не вздумайте замахиваться на это место.
Павел лёг бы и вырубился прям тут, но вместо этого встал и, пошатываясь, пошел на выход. Хотя бы замотали… Алексей посмотрел на Павла и поспешил последовать за ним. Надел на него свою фуражку и снова накинул пальто. От быстрых движений полы сюртука разошлись и стало видно его голую грудь. Алексею стало неловко перед доктором, быстрым движением он запахнулся и застегнул несколько верхних пуговиц. Эх, ему бы брать пример с Павла, который держался спокойно даже в его положении и которого явно в настоящий момент волновали уж точно не приличия. Выйти, поймать извозчика и доехать до жилья Алексея по сравнению со всем пережитым казалось мелочью.
Единственное, о чём думал Павел, так это о том, чтобы его привезли, наконец, куда угодно и дали лечь. Просто поддерживать своё тело в прямоходящем состоянии становилось невероятно трудно. Он не знал, удастся ли ему уснуть, но хотя бы просто лечь было невероятно манящей мечтой.
Как они добрались до квартиры Алексея, Павел не знал. Не помнил, не видел, и его внимание гораздо больше занимала не дорога, а то, как не издавать лишних звуков. Кажется, иногда появлялась рука Алексея, на которую он опирался, но заверить свои слова не мог.
А потом перед ним появилась кровать. Широкая, заправленная вышитым покрывалом, мягкая. Мягкость определённо была решающим фактором. В состоянии, в котором Павел был, ничего кроме последнего замечено не было. Стоило увидеть такую возможность, как он воспользовался ей в полной мере. Алексей успел вытащить практически из-под него покрывало, и Павел с облегчением лёг на живот. Прикрыл глаза, их начало жечь от слишком долгого и пристального взгляда.
Неожиданно с его ногами что-то начали делать, но сил больше не было. Совсем. Все ушли на то, чтобы пройти этот чёртов строй. Павел подобрал под себя руки, устраиваясь удобнее. Ах, оставьте его, зачем его ногу поднимают? Тут до Павла дошло, что это Алексей просто пытается разуть его, а он улёгся на, должно быть, чистую кровать прямо в грязных уличных сапогах. Но разве он не заслуживал извинения на этот раз?
Ногам стало свободнее и свежее. Павел как мог постарался помочь снять с себя остальную часть верхней одежды, оставшись в одном исподнем и бинтах, и облегчённо практически утонул в матрасе и подушке, словно они были из лебяжьего пуха, а не из плотно сбитой сухой травы.