День Павла прошёл однообразно. Выспаться он успел, но глаза всё равно резал яркий проходящий сквозь портьеры свет солнца, голову словно сжимало тяжёлым обручем, а про спину не стоило и говорить. Он не мог счесть количество раз, когда он просыпался из-за боли и потом долго лежал с закаменелым телом, пытаясь вернуться в спасительное небытие. На спине всё опухло, и перевернуться с живота он так и не решился. Слишком всё болело.
Послышались шаги человека, который явно старался идти тихо, но был потяжелее Павла, так что он легко определил, кто это был, до негромкого оклика.
Кровать скрипнула из-за перемены веса — Павел приподнялся на локтях. Вспыхнули свечи, яркий огонь ожег привыкшие к полумраку глаза. Фигура Алексея стала казаться куском черной головёшки, живой головёшки, которая подошла к нему и приглушённым голосом спросила:
— Ты живой, Павел?
Приходилось смотреть значительно снизу вверх. В глубине глазниц заболело из-за слишком сильного угла. Двигаясь крайне осторожно, словно с каменной спиной, если бы камень мог испытывать боль, Павел спустил ноги и сел на кровати. Посмотрел на виноватое лицо Алексея. Н-да, судя по всему, ничего хорошо он не услышит.
— Что нового?
— Ничего. Все только об одном и говорят, — правильные черты лица пренебрежительно сморщились.
В вырвавшемся из сомкнутых губ смешке почти не было горечи.
— О, я не сомневаюсь. Ты будешь как французская звезда салона — на обсуждении в ближайшее время.
— Как ты можешь шутить в таком положении?
— А что? Предпочтительнее плакать в твою подушку?
Алексей вспомнил некоторые предположительные подробности из их возможного времяпровождения, которые смачно обсасывались. Удержал выдох, из-за чего тот вышел похожим на всхлип. Шёпотом ответил:
— Некоторые так и считают.
Павел такой ответ не понял. Посмотрел на него, соображая, к чему ведет Алексей. Но тот смотрел куда-то в сторону сапог. И только когда молчание приобрело почти материальную тяжесть, ответил:
— Люди… болтают о нас всякое.
— Конечно болтают, мы так знатно оскандалились.
— Почему они придумали такую грязь?
Павел пожал плечами и тут же пожалел об этом. Задохся и замер, вспоминая как дышать, а не задерживать дыхание, чтобы противостоять сжигавшему заживо его спину огню. Проморгался — глаза заметно увлажнились — и ответил:
— Им хочется… сплетен…
Вид Павла, задыхающегося от боли, поверг Алексея в ужас. Любые мысли о всевозможных сплетнях отступили на второй план. Терпящее боль и усердно скрывающее её лицо брата не внушало ничего хорошего. Воспоминания о том, как Павел горел словно в лихорадке на декабрьском морозе, были слишком свежи. И снова Алексей виноват перед ним.
Рука Павла потянулась пригладиться, но он передумал и остановился. Плечо заныло, хотя пригладиться хотелось так, что казалось, будто в ладони что-то зудит. Что там люди считают и причём тут подушка Алексея, он так и не понял, но списал на то, что в его нынешнем состоянии быстрым соображением он не отличался.
Мимо него к небольшому окну тяжелыми шагами прошёл Алексей. Остановился и посмотрел на падающий снег. На сей раз снег шёл не красивыми пушистыми хлопьями, а мелкой, но жёсткой и больно режущий лицо крупкой.
— Я просил, чтобы мне сегодня тоже вынесли приговор.
— Тебе не положено по положению.
Но Алексей словно не слышал и продолжил, будто разговаривая с самим собой. И отчасти именно так и было, он пытался заговорить совесть. Совершенно напрасно.
— Они сказали, чтобы я не высовывался и радовался, что для меня всё обошлось только выговором.
— Да.
— Это не справедливо!
Павел тихо вздохнул.
— Ты не слышал, какие мерзости говорят о тебе, — Алексей закусил губу, пока не наговорил лишнего.
— Удиви меня, — лицо Павла было по-прежнему спокойно и абсолютно нечитаемо.
Алексей обернулся к нему, открыл рот, чтобы рассказать, но стремительно покраснел. Ему стало противно и стыдно за себя, свою красноту, которая сообщила о себе жжением лица.
Павел внимательно оглядел покрасневшего Алексея. У него всё болело, и беспрестанно мутило так, словно он провёл в шторме как минимум парочку дней, но он почувствовал зашевелившийся в нём некий охотничий азарт. Раз его брат завёл эту тему, то надо его добить ею же.