Ранним посетителем оказалась квартирная хозяйка. Она зябко куталась в шаль, что окутывала её всю как какой-то паутинистый кокон или многолетний слой пыли. Хозяйка уже успела сбегать на рынок, и пока она отбирала самые крупные и свежие яйца, с ней с удовольствием поделились и даже успели обсудить главную тему десятины. Да что там десятины? Главную тему месяца! Давно у них такого не случалось. Так что сейчас совершенно заинтригованная хозяйка, к тому же выслушавшая самые дикие выдаваемые за истинную правду предположения, да надо признаться и сама успевшая такой правдой поделиться, с любопытством заглянула внутрь. Однако, заходить не спешила. Цепкий взгляд успел отметить и спящего на единственной кровати Павла, и сдвинутые стулья, и лежащую на полу бурку, которую торопившийся к двери Алексей не успел убрать.
Алексей растерянно застыл на пороге и жестом предложил пройти внутрь, начиная уже произносить благодарности за так пригодившуюся ночью воду. Но хозяйка поторопилась прервать его почти что с неким сожалением. Она порывалась было начать расспрашивать, что же такое у её пунктуального постояльца случилось, но неожиданно вся смешалась, покраснела, вручила ему плотно запечатанный конверт, буркнула под нос плохо различимые извинения и ушла.
Алексей в замешательстве закрыл за ней дверь и, вертя в руках письмо и на ходу ища имя адресата, прошёл мимо кровати к столу, чтобы зажечь свечи и прочитать его. Больших надежд на его содержание Алексей не строил. В последнее время ему явно больше светило получить новые тягостные вести, чем что-то радостное или поддерживающее.
Из-за разговора пусть и сдерживающими громкость звука голосами Павел проснулся. Продрал слипшиеся за ночь глаза и легко отыскал в комнате единственную крупную фигуру.
— Что?
Алексей сразу же остановился. Внимательно вгляделся в малоговорящее ему что-либо выражение лица. Единственное, что он мог сказать, так это то, что со спиной лучше явно не стало.
— Проснулся?
— Да.
На то, чтобы сесть, Павлу пришлось собрать сил и немало. Чувствовал себя он так, словно от каждого движение прямо под бинтами лопалась только начинающая образовываться корочка и, пожалуй, это соответствовало настоящему положению дел.
— Жив?
— Да.
Павел потёр лицо одной рукой, второй опираясь на свои колени, по настоящему выпрямиться он опасался, и широко и долго зевнул. Закрыл рот и посмотрел на то, как Алексей бросил какой-то конверт на стол и шагнул к нему.
— Что такое?
И так небольшого количества света стало ещё меньше, когда Алексей нагнулся над ним, чтобы взглянуть на его спину и хотя бы примерно оценить состояние. Судя по недоумению возникшему на его лице про письмо он уже успел позабыть.
— Не знаю, — Алексей оглянулся на стол, — только что хозяйка отдала.
Посмотрев на стол, он не мог не посмотреть и на часы и спешно начал собираться. Быстро и практически мимоходом вскрыл конверт. Оттуда выпало не письмо даже, а записка, написанная быстрым летящим почерком, имя обладателя которого Алексей так и не успел прочесть.
«Ах да, ему же на службу. А мне ещё нет», — мысли текли медленно, словно их тоже избили. Никуда не спеша, по одной Павел спустил ноги с кровати и подобрал пальцы — за ночь пол вымерз, дерево успело отдать всё тепло.
Алексей оторвался от записки, которую начал было читать, чтобы поддержать при такой нужде Павла, но тот встал сам. Шатался и покачивался, но стоял и смог разжать пальцы и выпустить из рук спинку кровати. Выпрямился и вздохнул, стараясь не делать слишком глубокий вдох, чтобы не разошлись рёбра и не растянулось всё на спине. Посмотрел на стоящего близко, слишком близко, Алексея, готового подхватить, и прошел мимо него налить себе воды.
— Я в порядке.
Судя по его походке и намокшим бинтам, в порядке он явно не был, но Алексей не стал ничего говорить. Посмотрел, как Павел совершает утренние процедуры, и резко вспомнил, что из еды у него были только купленные ещё тогда для Павла орешки, чайная заварка и соль. А больше ничего. Алексей забеспокоился с новой силой, но позволить себе опоздать на службу он не мог. Посмотрел растерянно на записку, которую так и не успел прочитать, заметил только, что она была от Лизоньки, и торопливо зарылся в ящиках стола. Достал из своих сбережений два рубля, подумал недолго и со вздохом убрал один, оставив на столе второй. Денег у него оставалось с каждым днём всё меньше и меньше, и виноват в этом был только он сам. Не упади они тогда в обрыв, ему не пришлось бы тратиться на новый мундир, а Павел был бы цел. Но прошлое было не воротить.