Первый порыв тут же броситься на квартиру, чтобы проверить, вдруг Павел всё же послушался его и остался там, Алексей сдержал. Нервно сунул руку в карман, нашёл среди кусков сахара, носового платка и огрызка карандаша нужный ключ, торопливо отпер дверь на случай, если Павел ещё в части и ещё зайдет. Веры в то не было, но он успел совершить изрядное количество ошибок и увеличивать их число не хотелось.
Словно в надежде на чудо, будто Павел мог каким-то образом переместиться через закрытую дверь, Алексей заглянул внутрь, зажёг свечу, в потьмах опалив пальцы, но, разумеется, кроме привычной обстановки кабинета ничего не увидел. Хлопок двери на пустом этаже прозвучал оглушительным выстрелом, а следом за ним каблуки сапог выбили звонкую чечётку по доскам лестницы. Алексей с риском переломать ноги перепрыгнул последние три ступени и выбежал на воздух. В голове строился маршрут: от офицерского корпуса к казармам, от казарм к лазарету, а там заглянуть к кашеварам и просмотреть дровяной склад. А уже оттуда мчаться на квартиру. Алексей от всей души взмолился, чтобы в одной из этих точек Павел обязательно нашелся.
А Павел тем временем сидел на крыльце хозяйственного пристроя напротив офицерского корпуса и наблюдал за скачущим светом в окне второго этажа. Сидел разжалованный ефрейтор с после обеда и изрядно успел промёрзнуть, но идти ему было некуда, и все пожитки лежали рядом в холщевом мешке. Он видел, как подпоручик лихо спрыгнул с лошади, пронесся мимо него и скрылся за дверью. Надо было бы встать и пойти за Алексеем, но Павел продолжал угрюмо сидеть на крыльце и наблюдать, как в подсвеченном окне коридора второго этажа длинная тень то и дело перекрывает слабый свет. Вот она застыла на несколько мгновений, резко выделившись чётко очертанным силуэтом, вот пропала, а вот огонёк погас и не стало ни тени, ни света.
Через двадцать счётов Павел увидел, как Алексей выскочил на крыльцо корпуса. Стоило его позвать, но эполеты с левого, не закрытого буркой плеча сияли так ярко, а осанка подпоручика была столь прямой, что окликать перехотелось. Павел проследил за тем, как капли масла падают с подвесного фонаря на добротную шерсть и на сплетения золотых нитей. А Алексей и не думал отходить, стоял под фонарем, будто не замечал, что его форменными мундир пропитывается жиром, и крутил головой, словно кого-то ища. Хотя почему кого-то? Вполне определённого человека. Только вот в свете, в котором он стоял, ничего кроме окружающей темноты подпоручик не увидит.
Медленно разгибая замёрзшее тело, Павел заставил себя встать и подойти к нему. Если он продолжит так крутиться, то рискует пропитать всю одежду едким запахом скипидара, а то и вовсе подпалить её одной из опасно близко прыгающих искр. Из-за долгого сидения Павел успел начать примораживаться к крыльцу, послужившему ему скамьёй, и шаги стали неуклюжими и замедленными.
Как только этот увидел его — лицо сразу озарилось улыбкой. Алексей шагнул ему навстречу, одним шагом сведя оставшееся расстояние меж ними на нет, встал почти впритык и замер. Рука потянулась так, словно он собирался отряхнуть припорошенные снегом плечи Павла, но остановилась, и Алексей лишь неловко натянул сползшую с него бурку. Посмотрел на Павла, который ждал не в тепле, а сидел тут под снегом и ветром. Чувство вины запустило когти, и вместо заготовленного приветствия стало:
— Мне нужно было оставить тебе ключи.
— Но ты не оставил, — голос у Павла был уставшим и глухим. Подумалось, что лучше было бы вообще из квартиры не выходить. Ни поесть, ни к врачу.
— Я виноват… — брат, хотелось ему сказать, но после всего случившегося у Алексея не было даже уверенности, что он имеет право так обращаться.
Павел смерил его внимательным взглядом и решил не напоминать ему, что этим вечером Алексей собирался перебраться на новую квартиру. Раз сам не заговаривает, так нечего и начинать.
— Как я и сказал квартирной хозяйке, сегодня меня там уже не будет.
Алексей нервно жевал губы, и Павлу с удивлением подумалось, что неужели он на самом деле всерьёз воспринял его прожекты, о которых тот так распинался утром. Не иначе как совсем мозги от лихорадки растерял.
— Я возвращаюсь в казармы, — развернулся на каблуках Павел точь-в-точь по строевому. Должно быть, он вконец отупел за два дня.
Ещё раньше, чем до сознания дошел смысл сказанных Павлом слов, Алексей ухватил его за шинель, только в последний момент сумев изменить движение так, чтобы ухватить за ткань, а не за плечо.