У Алексея выдался на редкость неприятный день. Хотя все его дни были неприятными и полными чувства стыда и вины после того, как он решился сходить в то место. Алексей похлопал руками в перчатках друг об друга. Это не помогало, руки всё равно мёрзли и пальцы теряли гибкость. Следовало снять перчатки и хорошенько их размять, но он и так потерял немало времени. Одна радость, за холодом зуд практически не ощущался. Алексей остановился на перекрёстке, задумчиво огляделся по сторонам и решительно направился в нужную. Сегодня он точно купит новый матрас. Перед тем как постучать в дверь большим кованым молотком, перчатки снять всё же пришлось. Пальцы гнулись с трудом. Алексей быстро стянул пару и потёр руки одна об другую. Руки обожгло холодом, но кровоток быстро восстановился и ошибочно показалось, что без перчаток даже теплее и совершенно во всем лучше. Алексей, не тратя больше времени зря, постучал в дверь.
Матрас был ужасно неудобным. Алексею только оставалось понадеяться, что когда он будет под ним, а не на нём, всё окажется иначе. Тяжёлый, плотный, пахнущий сеном и пылью он, казалось бы, мягко, но с каждым шагом всё сильнее и сильнее давил на плечи. Продавший ему матрас мелкий чиновник клятвенно заверял, что никаких живых существ там никогда не водилось, да и, вообще, матрас пролежал не одну ночь на зимнем морозе, но полной уверенности в том, что в матрасе не водится отвратительных кровопийц, Алексей так и не приобрел. Так что оставалось только удобнее переложить его на плечах и продолжить идти ровным и размеренным шагом.
Хотя нет, всё не так пошло с того письма. А может и раньше. После его перевода в кавказский корпус, ведь до этого проблемы Павла, какие бы они ни были, и сравниться не могли с нынешними. Вряд ли когда он был так близок к смерти. Шаги стали глубже, и снег под ногами захрустел неожиданно яростно. После недавнего обеда Алексея неожиданно вызвали к командованию. Чтобы в очередной раз полковник Яблонский отчитал подпоручика Петропавловского за то, что его снова все находят в компании рядового Иванова. Вот это словечко «рядовой», сказанное другим, больно царапнуло Алексея. А ведь это его вина. Он остановился, припоминая, как посмотрел на него полковник Яблонский, когда он ответил, что не понимает о чём речь. Что рядовой Иванов вынес наказание в полной мере, и что теперь его долг как офицера проследить за исправлением рядового Иванова и не допустить повторения ошибок рядового Иванова. Слова, которыми полковник выпроводил Петропавловского из своего кабинета, звучали так, словно он не произносил их, а выплёвывал.
Алексей закинул удобнее матрас на плечо и почесал освободившейся рукой запястье другой. Зачесалось совсем как тогда, когда он вышел из кабинета. И он даже решился обратиться к полковому лекарю за средством от этих укусов. Потому что негоже офицеру вышагивать перед строем и скрывать желание почесать во всех мягких местах. Но средства ему не дали. Лекарь осмотрел следы укусов и сказал лишь, что подобное разве что у одного из двух десятков солдат не будет и средств на лечение, кроме уксуса, не положено. Да и не бывало их. После такого лечения подозрения о том, насколько хорошо этот лекарь мог лечить Павла, у Алексея только усилились, но раз брат отказывался принимать его помощь, ничего поделать он с этим не мог. Тот даже к нему в кабинет заходить не стал. Алексей это точно знал. Стул стоял совершенно нетронутый. А ведь брат мог бы на обеде вырваться туда, где его никто не тронет и поесть в спокойной обстановке, но не стал.