Собственность, которой он будто бы обладал. И от которой ему никак не хватало решимости избавиться.
Но вот все разрешилось. Одного искового заявления, подписанного нетвердой рукой какого-то Хулуенка, насмерть перепуганного командой «Фас!», оказалось достаточно, чтобы иллюзии развеялись. НИЧЕГО У НЕГО НЕТ. И ни за что не нужно опасаться. Все так удачно пристроилось...
Акценты расставлены. Руки свободны. «Артефакт» оказался артефактом, иллюзии развеялись, как дым. Оставалось...
О себе Дудинскас любил говорить, что человек он умный, но дурак, потому что не знает, зачем ему ум нужен. Потому и лезет вечно в какие-то авантюры, даже тогда лезет, если с самого начала сознает их бессмысленность. И в быту ведет себя глупо, даже когда жена нотациями достает, не знает, что делать, а только грозится:
— Сейчас вот с мыслями к-а-а-к соберусь...
Вовулю Лопухова он поначалу тем и восхищал, что действительно мог «собраться», сесть за стол и что-то остроумное придумать. Но Вовуля его первым и раскусил: в итоге получались одни глупости, вроде Дубинок или ветряка.
Хотя придумал он и таможенную марку. Но и с нею... Все, казалось бы, просчитал, такую остроумную конструкцию с Володей Хайкиным выстроили... И так влип, что из-за этой марки теперь и остальное, похоже, рухнуло.
Откладывая свою «умность» на потом, в себе он никогда не сомневался. Так заядлый курильщик не сомневается, что запросто может бросить курить, но не бросает и даже не пробует, чтобы не расстраиваться, если вдруг ничего не выйдет.
Но вот настала пора перестать придурятъся. Так прижало, что самое время взяться за ум и не только придумать остроумную комбинацию, но однажды ее и провести...
Остроумность комбинации заключалась в том, что, окончательно решившись избавиться от собственности и думая, как свою затею осуществить, Дудинскас выставил на продажу вовсе не Дубинки, не типографию, не издательство, а... идею таможенной марки. Весь «Артефакт» он предложил забрать в придачу и не глядя. То есть со всеми долгами и всеми потрохами, как шапку нищего, которую выкупают, не считая. А чего считать, если продаются вовсе не станки, не машины, не постройки, не мельница и не баня... Кому все это нужно, тем более арестованное!
Так и сговорились, что новые хозяева просто переоформят «Артефакт» на себя, выплатив прежним владельцам какую-то мелочь: их доли в уставном фонде. Но все это при условии...
Если Дудинскас сумеет отстоять за «Артефактом» право производить ценные бумаги, то есть сохранит лицензию.
Если Дудинскас со Станковым сумеют удержать команду, а значит, передадут секреты технологии и опыт работы.
(Сговорились, что Станков останется директором и, работая под новой крышей, будет по-прежнему выполнять заказы, которые Дудинскас по-прежнему будет находить, по-прежнему обивая пороги, обеспечивая делу защиту, разбираясь с наездами. Все в той же роли председателя правления, только теперь уже наемным работником, о чем он давно мечтал. И так — два года.)
О, тогда все будет замечательно!
Если все получится, то заработанных ими денег хватит, чтобы расплатиться с новыми хозяевами за то, что они сразу при покупке погасят долги Налоговой инспекции.
А если вдруг выйдет еще и отвоевать марку, то выручки от нее за первые два года хватит и на то, чтобы бывшие хозяева «Артефакта» получили все, во что они свою фирму оценивают.
Отвоевать марку можно при условии, что комиссия ГЛУПБЕЗа сделает по «Артефакту» правильные выводы, Дудинскас уладит конфликт с КГБ и сумеет снять штрафные санкции Службы контроля...
Надо ли говорить, что все эти «если» для Дудинскаса, для Станкова, для Ольги Валентиновны были унизительны, а условия — кабальны. Только Агдам Никифорович, про которого, едва познакомившись, новые хозяева все поняли и кого «в придачу» не захотели (сразу потребовав его увольнения), испытывал скрытое торжество.
Выходило, что все их железки, сараи, все их цацки, вместе взятые, не стоят ничего. Ну совсем ничего не стоят. Ну точно как дом Миши Гляка. И чтобы от всего, что у них как бы есть, избавиться, им нужен «совсем пустяк»: нужно еще годика два повкалывать, но уже не хозяевами, а по найму. И если работать хорошо, «если у них получится», то, может быть, они станут свободны, а если судьба, то и богаты.