Много позже Дудинскас признался, что весь его бизнес, вся судьба «Артефакта» — это история того, как они были разной категории дураками.
Из всех издательских затей Виктор Евгеньевич больше всего дорожил придуманной им серией «Встречная мысль». В ней они выпускали книги известных московских «публицистов от экономики» и его давних друзей, которых он считал своими учителями.
Василий Селюнин, Николай Шмель, Анатолий Стреляков — они, как тогда казалось, точно знали и что происходит, и куда надо бы идти.
Главным редактором серии Дудинскас сумел заполучить самого Геннадия Степановича Ягодкина, профессора и народного депутата СССР, что сразу вывело его издательство из разряда провинциальных.
Это произошло вскоре после того, как с перестройкой для них все уже окончательно определилось и от Горбачева ушел его помощник и друг Ягодкина — академик Николай Петрушин.
...В Вильне танки месили толпу у телевидения, коммунисты пытались вернуть литовский народ в совковое стойло, а Михаил Сергеевич мялся и публично оправдывался, недоумевая, как такое случилось.
— Вы не подлец, Михаил Сергеевич, — сказал ему Петрушин, — но своим поведением вы потакаете подлецам и развязываете им руки.
Для Геннадия Степановича Ягодкина и его друга Николая Шмеля, тоже профессора и народного депутата, уход Петрушина стал крушением последних надежд. Они ведь еще мечтали с помощью Петрушина как-то воздействовать на «запутавшегося» генсека, предающего интеллигенцию, которая с первых шагов его так поддерживала.
Дудинскас поздно вечером позвонил, супруга Ягодкина шепотом рассказала ему о случившемся и сообщила, что приятели, втроем, с горя где-то набравшись, только что завалились, пьяные, как водопроводчики, грязные, как из канавы, без шляп, а Геннадий Степанович и без пальто, правда, при кашне, обмотанном вокруг шеи на хулиганский манер, кроме того, у него разбиты очки...
Назавтра, когда Виктор Евгеньевич до него все же дозвонился, Геннадий Степанович на вопрос: «Что же теперь будет?» — строго, хотя и не без печали в голосе, ответил:
— То и будет, Витя, что мы с тобой сами сумеем... Больше ничего.
И тут же не раздумывая принял приглашение редактировать «Встречную мысль». Под его началом и выпустили в общей сложности около миллиона томов.
К полному восторгу Вовули Лопухова, который Геннадия Степановича боготворил.
И вот Вовуля приходит и говорит:
— Кто этот мусор будет покупать? Кроме, конечно, Пиявкиной, которую сразу размели эти дуры...
Сборник статей известного экономиста-рыночника Ларисы Пиявкиной у них действительно размели. Но, увы, не из-за содержания. Расхватали книжку девицы. Из-за обложки с портретом красивой грустной женщины и интригующим названием «Можно ли быть немножко беременной?».
Обидевшись за авторов, дружбой с которыми он всегда дорожил, Дудинскас рассвирепел.
— Это кто, по-твоему, мусор?! Не на этом ли «мусоре» ты вырос?
— Люди хорошие. Но кто их теперь будет читать?
Нет, Вовуля не разочаровался в своих кумирах. Просто он теперь жил, как они учили. Применив теорию к практике. И книги для него теперь были товар, поэтому он считал их на тонны, прикидывая, сколько с каждой тонны можно снять выручки. Его в литературе теперь занимали только два вопроса: «Сколько весит?» и «Сколько стоит?»
Иногда, правда, восхитившись очередной издательской выдумкой, он говорил, потирая ладони:
— С руками, блин, оторвут.
Но с руками не отрывали.
Рублевый курс стремительно падал. Взлетели цены на бумагу, на типографские услуги, на бензин. Производство дорожало, но поднимать цену на книги не имело смысла: еще стремительнее дорожала колбаса, а когда каждый день растут цены на продукты, людям уже не до книг. Государственная книжная торговля рухнула сразу, а прилавки частников были завалены дешевыми детективами и порнухой. И с множеством своих замечательных книг они едва вскочили в последний вагон, с грехом пополам успев их как-то спихнуть. Да и то: отправили контейнеры с книгами в Свердловск — не вернулись ни книги, ни деньги, ни контейнеры, отгрузили два вагона в Польшу, связавшись с еще одной «солидной» фирмой, — тоже пропал след...
— Ну хорошо, а что же дальше? — обескураженно спрашивал Вовуля.