Тошка бросилась в сторону, уткнувшись в фартук, едва сдерживая рыдания. Иван и Илия тревожно переглянулись. „Зачем ты об этом!“ — прочитал Илия в глазах Ивана. „Откуда мне знать…“ — виновато ответил ему взглядом Илия и растерянно зашарил пальцами по поясу.
Вдруг все замолчали, все кругом замерло, как будто ни души не было на гумне. Даже Пете, который где-то в сторонке старательно вылавливал из случайных норок и трещинок в утоптанной площадке гумна жучков, пауков и всякую живность. Иван хотел было что-то вставить, да так и остался с застрявшим в горле словом, а потом виновато глянул на Илию. Почему расплакалась Тошка? Может, потому что заговорили о Минчо или стало больше невмоготу от постоянных нападок свекрови?.. А вдруг она обо всем расскажет Илии, вдруг ему пожалуется? Потом украдкой глянул на мать и подумал: „Нет, не пожалуется. Не посмеет поговорить с ним наедине“. Страхи его постепенно ослабли. „Что мать тогда подумает? Да и кто-нибудь посторонний может их увидеть…“ Иван успокоился, но не совсем. Новые мысли нахлынули, новые опасения зародились. Тошка может пожаловаться какой-нибудь женщине. Тогда наверняка раструбят по всей деревне. И он за все будет в ответе. Он представил себе, как посмотрит на него Димо: „Других учим-поучаем, а нас некому на ум наставить. Никуда не годится, Иван, чистый позор“. Васил Леев просто ругнется, а Ивану нечего будет ему возразить. Но больше всего он боялся Димо. Тот начнет издалека, исподволь: „Ты, дескать, с головой парень, а бабы — глупый народ… Тошка — ведь она тебе не только невестка, к ней у тебя должно быть другое, доброе отношение… Брось ты эти мелочные счеты… В конце концов, и она — человек, и ей жить хочется по-человечески…“
— Ну, ладно, до свидания, — прервал его мысли Илия.
— А ты уже уходишь? — очнулся Иван.
— Передай всем поклоны, — начала мать нараспев. — А старая-то как? Здорова ли? Ох, и она горюшка хлебнула, бедная… Мальчишка-то твой, поди, уже вырос, Вылко его зовут, кажись?
Иван пошел его провожать. Когда они завернули за сеновал, Илия недовольно начал ему выговаривать:
— Начал ты в кусты прятаться, Иван. И без того нас — раз, два и обчелся… А без Минчо и того хуже, совсем ни в какую.
— Да дела заедают, Илийка, — начал оправдываться Иван. — Теперь все на меня легло, понимаешь… Никак не могу справиться…
— Все мы так. Ты думаешь, у меня все в ажуре? Ты вечером выбирайся, а работа работой, ее никогда всю не переделаешь…
— Вечером, как тебе сказать… бабы одни в доме… — замялся Иван.
Они остановились около ворот, продолжая разговор. Старуха притаилась за веялкой, навострила уши. Илия размахивал руками, чему-то поучал и даже угрожающе покачивал головой.
— Пропади ты пропади, пустобрех проклятый, — захлебнулась она от злости и заковыляла в дом. Тошка подметала гумно, собирала решета, лопаты, мешки, грабли, корзинки. Вот и отмолотились. Тяжелое нерадостное лето клонилось к закату. А что дальше?
Поднимая лопату, оставленную на гумне, старуха, словно говоря сама с собой, сказала вслух:
— Для них и плетень — ворота.
Тошка вспыхнула, волна несправедливой обиды ударила в голову, помутила разум; но она овладела собой и, стараясь ничем не выдать своего волнения, спросила:
— О ком ты, мама?
— О кобелях холостых.
Свекровь била в ясную цель: Илия Вылюолов был вдовый.
— Какой стыд, матушка! Как у тебя язык повернулся! — Тошка уже не владела собой, — дикий, яростный плач разорвал воздух. Старая сначала как будто растерялась, но это было только одно мгновение, злобная гримаса пробежала по лицу, и ее понесло:
— Может, он ради меня приперся сюда, а?
— Да разве я звала его?
— Звала-не звала, не знаю… Коли сучка не схочет…
— О-ох! — Тошка заметалась, как раненая птица. — Да что же это?! Разве можно так! Креста на тебе нет… Стыдно!
Старая воровато оглянулась: не дай бог услышат чужие уши.
— Чего ты меня-то срамишь?! — в ее голосе снова появилась прежняя холодная ненависть. — Не я собираю мужиков за амбарами.
— А я? А я? Я собираю?! — Тошка заломила руки.
— Собираешь! — старая обернулась к воротам. — Какого дьявола здесь нужно Вылюолову?! Старый мерин! Остался без бабы, а невтерпеж, так пусть идет к Велике Киприной!
Киприна Велика была вдова. Несколько лет тому назад убили ее мужа, а и год не жили вместе. С горя или отчаяния, бедная женщина тронулась в уме. Целыми днями она караулила кмета, набрасывалась на него с проклятиями, плевала в лицо. Арестовали ее, пошла она по больницам да по сумасшедшим домам — никакого толку. Снова появилась в деревне. Да не просто так. Через несколько месяцев родила мальчонку, родила прямо на улице, как бездомная собака. Все село загудело. Кто отец? И так и этак судили да рядили, считали да высчитывали — никак не сходилось. Решили, что зачала она или в больницах или просто по дороге, где-нибудь в поезде. И замолчали. Раз отец не из их села… Но бедная сумасшедшая мать так и осталась посмешищем в глазах всего села.