Хорошо бы какую-нибудь сироту с землей найти. Да где такую найдешь? Окажись такая, самые богатые женихи в деревне сразу накинутся. Ивану и мечтать об этом не стоит, такое счастье не по нему. Так кого же выбрать?
Он мысленно перебрал всех девок в деревне и ни на одной не мог остановиться. Те, кто побогаче, и слушать его не станут… А, может, подбить клин к какой-нибудь да из дому увести, а? Но какую? Да, не так-то все просто, был бы хоть из себя видный, а то… Даже одеть-то в праздник нечего. Была бы одежка получше, авось, и приглянулся кому-нибудь, закрутил бы голову. Да и то вряд ли какая согласится из родительского дома уйти к нему, голодранцу…
Несколько месяцев тому назад Иван так не рассуждал, чтобы по расчету жениться. Приударивал за каждой, которая ему понравится и которая не прочь была с ним гулять, а о приданом и мысли не было. Да и Минчо бы его на смех поднял, а то, может, и рассердился бы. Иван верил, что наступят новые времена, когда о земле да об имуществе и думать не будут… А оно вон как вышло…
Он с головой ушел в свои планы. Рассеянно собирал хлопок, много коробочек пропускал, и Тошка шла за ним, подбирая все подчистую себе в фартук. И когда Иван оглянулся, она уже вышла на край поля и задумчиво смотрела вдаль.
— Кончила уже? — удивленно спросил он.
— Кончила.
Он хотел было заговорить о винограднике, да слова не шли. А, может, им вдвоем пойти? Но ему почудилось, что люди станут из-за каждого куста выглядывать и подозрительно смотреть за ними.
— Еще раз не придем? — спросила Тошка.
— А зачем?
— Кое-где еще зеленые, поспеют.
— Пустяки! — махнул Иван рукой и пошел с поля. Голос его прозвучал сухо, сердито. Тошка тоскливо проводила его глазами, которые застилала светлая, но горькая влага.
17
Тошка рассыпала во дворе собранный хлопок на просушку, и вдруг ее словно ударило. Кто-то ее по имени позвал! Ее? По имени? Она выпрямилась и испуганно огляделась. На пороге стояла старуха и звала ее:
— Тошка, дочка, иди обедать! Оставь ты этот хлопок, сам высохнет.
— Сейчас, матушка, сейчас приду! — заторопилась Тошка, а сердце у нее так и запрыгало от радости.
Она не верила своим ушам. Что случилось? Старуху словно подменили. Может, ей просто снится? Впервые за это время свекровь ее по имени назвала. Никогда в жизни еще так проворно Тошка не работала, как сейчас. Она разровняла белые комки хлопка по расстеленному на земле половику, стряхнула остатки с фартука и вошла в кухню. Стол уже был накрыт. Старая и Кина сидели и разговаривали.
— Здравствуй, тетя, — подала руку Тошка, — ну как вы там, живы, здоровы? А дети как? Что ж ты Тончо не привела, пусть бы с Пете поиграли…
— Все живы, здоровы, пока бог милует, а там видно будет, на все божья воля… И ребята — ничего, во дворе играют…
— Сегодня живы-здоровы, а завтра… — отозвалась и свекровь. — Кому знать дано? Кому что писано… Сестрица, ты подвинься поближе. А ты, дочка, тоже садись ешь… А то целый день на ногах…
— А Иван где? — обернулась Кина.
— Болтается где-нибудь! — проворчала старая сердито.
— Вышел… Наверно, в кофейню пошел… — солгала Тошка. Она видела, как только что Хычибырзов и Васил Пеев вызвали Ивана, о чем-то пошушукались и вышли вместе.
— Ох, от этих кофейных спасу нет! — закачала Кина головой. — Зима настанет, мужиков дома не удержишь, на месте им не сидится. Обедать не позовешь, так и будут голодные сидеть…
— Все дела у них партийные, будь они неладны, — подхватила старуха. — В карты, в скамбель этот играть запретили на деньги, не знаю, что еще там не разрешают, а вот это не могут запретить, чесотку эту!..
Потом разговор перешел на дороговизну, на жизнь трудную.
— Ох, сестрица, и не знаю право, — начала старая нараспев, — как дальше будем жить, что делать… Не чем, как говорится, стыд прикрыть, вот одно платьишко, которое на мне, и вся одежка. Ивану надо штаны на зиму справить, не в чем на улицу выйти, людям на глаза показаться… Шерсти напрясть надо, да на что ее купишь, ума не приложу…
— А у нас еще хуже! Вас хоть немного, всего трое, а у нас в доме сколько? И этому надо, и другому… И тому дай, и этому дай, не знаешь, что делать… Надеть нечего, право слово… Рубахи на спинах истлели…
Пока сестры друг другу на жизнь жаловались, Тошка быстро все прибрала, подмела пол, все по местам расставила и вышла из комнаты. „Огонь-девка!“ — хотела было похвалить ее Кина, но вовремя прикусила язык, зная сестрин характер. А та повесила голову и глубоко задумалась.