— Рановато взялся за работу.
Иван что-то ему ответил, сунул лопату в снег и повел его в хлев.
— Идем туда, все теплее.
— Идем, да и дело-то у меня к тебе особенное: не в гости пришел, — тихо промолвил Васил, идя за ним. Иван заспешил, боясь, как бы мать не заметила. Но она уже торчала у окна, угрожающе покачивая головой:
— И чего это он приперся, кофейня ему здесь, что ли?
— Слушай, — начал Васил, как только они притворили дверь хлева. — Завтра утром мы собираемся ловить куропаток в Узундере. Бери мешок соломы и чего-нибудь поесть, зайдешь за Младеном и через Проданов родник — прямо в шалаш в Хаджиевском саду. Мы с Хычибырзовым возьмем силки и пойдем по тропке к верхней мельнице. Марин Синтенев и парень Вылюолова обогнут кладбище…
— Ладно, — кивнул Иван. — А когда точно?
— На рассвете. Только смотри, как бы мешок не порвался, — улыбнулся Васил.
— Наши мешки крепкие, — ответил Иван, стараясь оставаться спокойным.
Иван расчистил дорожки, потом, войдя в дом, некоторое время нерешительно потоптался около матери и, собравшись с духом, начал:
— Сегодня утром на верхнем конце деревни много куропаток появилось… Прямо по дворам их ловили…
— Они сейчас словно ослепли, — ответила старуха.
— Завтра пойдем с Младеном поохотиться. Авось что-нибудь попадется.
— Идите, идите, — согласилась старая. — Отец твой, царство ему небесное, по первом снеге всегда на куропаток ходил… В это время — они очень вкусные…
— Возьму мешок соломы, вокруг силков подсыпать, — продолжал Иван.
— Возьми, возьми. Без соломы никак нельзя, ничего не поймаете. А насыпешь свой потоньше, для приманки, так они по нему прямо в силок и угодят…
— А что на солому насыпать: кукурузы или ячменя?
— Что хотите, — заметила старая, как опытный охотник, — только много не сыпьте, так несколько зернышек, чтобы только в силки заманить…
28
На следующий день после охоты Иван отправился в город. Дул сильный ветер, шел снег, ветер намел большие сугробы в отдельных местах, а кое-где дорогу будто метлой подмели. Село словно притаилось, редко мелькнет случайный прохожий. Снег резко и сухо поскрипывал под ногами, но даже собаки, свернувшиеся клубком где-нибудь в сараюшке, не обращали внимания на проходивших около дома.
Когда Иван сказал, что пойдет в город, старая замахала на него руками:
— В такой холод?.. Никуда не пойдешь, сиди дома…
— Узнал я, что из Софии приехал один очень большой адвокат, — понизил он голос, — так хочу по нашему делу поговорить. Будет в городе два-три дня всего, один знакомый обещал к нему свести, и денег не возьмет, говорит…
Старая сразу же сменила тон, с интересом вслушиваясь в столь желанные для нее слова:
— Когда, говоришь уезжает?
— Не знаю точно. Может, и сегодня уедет… сегодня вечером.
— Холод-то какой… Ну, ладно, раз решил — иди уж, авось чего разузнаешь, вдруг поможет…
Слабая надежда, что можно через суд спасти их имущество, затеплилась в груди старухи. Она словно начала выздоравливать от какой-то страшной болезни, свалившей ее с ног.
Иван, уткнув нос в старенький башлык, шагал в город, усмехаясь про себя. Крепко он старую надул с этим софийским адвокатом. Она из-за этого проклятого раздела готова была и в ад его отпустить. Иван то и дело усмехался, покрепче затягивая концы башлыка, пряча лицо от встречного ветра. Но ветер то бросал ему снег в глаза, то поддувал в спину.
В городе он пробыл недолго, купил полбуханки свежего хлеба, слегка надломив, сунул туда кусок халвы и отправился восвояси. Но домой вернулся поздно. Войдя в комнату, первое, что он увидел, — были испытующие глаза матери. Иван в ответ неопределенно моргнул и отвернулся.
— Невестка, — сказала старая Тошке, — принеси-ка немного дровец, что-то мне холодно, да и Ваня с морозу пришел.