...Лок Герцике был выпущен на волю в 427 году. Он и небольшой отряд Высшей Стражи, находившийся в плену вместе с принцем, преклонили голову перед Первым Графом Ауторио, за что среди местного населения сам принц был прозван "Падшим", а отряд его назвали "Потерянными"."
Смотритель снова прочистил горло и любопытно посмотрел на Мирабель.
– Как ты думаешь, девочка, чего не хватает этой истории?
– Правды. Вторые заразились случайно. Бык присутствовал, но заразился он от падения в яму, размытую дождями. – негодующе ответила Мира.
– Нет. Эта статья, – Смотритель постучал пальцем по странице, – была написана в 425 году независимым историком Гельге Дрогером и она правдива. А не хватает этой истории продолжения.
– Что же стало с Локом? – подхватила мысль Мира.
– Неизвестно! В 423 году он покинул Конферию в сопровождении Потерянных и пропал. Испарился! По слухам его видели и на Втором, и на Четвёртом. Поговаривали, что он даже вернулся на Пятый. Но твои расспросы вызвали во мне переживания на этот счёт. Потерянные, да спустя столько лет!
– Книги в Залах Знаний подверглись переписи?
– Хм. Не все. Практически все учебники истории и летописи – да, конечно. Но за остальные ручаться не могу. – спокойно ответил Смотритель.
– Современники попали на материк 73 года назад. Тогда началось новое летоисчисление, все даты были привязаны к новому нулевому году. Он не может существовать более 530 лет! Не может такого быть!
– Если только он не разгадал секрет цветка! Бьюсь об заклад, что с помощью запретной алхимии он вычленил из смерти жизнь! – Смотритель взволновано застучал пальцами по книге, а затем с силой её захлопнул.
– Что за "запретная алхимия"? Чем она отличается от обычной? – обеспокоенно спросила Мира.
– Алхимию как таковую встречает каждый лекарь. Многие современные настои и мази являются продуктами алхимии, ведь по законам нашего мира два вещества, способные при определенных условиях создавать два отличных вещества – есть алхимия.
Мирабель кивнула в ответ.
– А запретная алхимия?
– Работает за пределами понятия "вещество". Она преображает то, до чего человеку не коснуться рукой в обычных условиях. Например, телесные жидкости, мышцы, некоторые эссенции и вытяжки из живых тканей, которые отравляют и обезображивают всё, что до них касается. Споры Дурмана Тотмена попадают в этот список. Только очень старые алхимики способны воздействовать на смерть, которую несут "невещества".
– Не совсем понимаю...
– Хм. Смотри. Если сплести корень лубняка и стебелек смолевики и подержать их над парами сока алгонкники, то и корень, и стебель начнут зацветать! Это есть проявление алхимии, так как ни лубняк, ни смолевика цветов не пускают.
– Хм, это так.
– В запретной алхимии свои секреты. Чтобы добраться до крови – надо разрезать кожу; чтобы потрогать вытяжку бубонника – надо использовать мазь на основе чистотела; словом, чтобы достать неживое – пожертвуй живым, чтобы создать грязное – отдай чистоту. Если свежую кровь человека перемешать с цветками бычьей агнии, а затем вскипятить, то кровь превратится в воду, а цветки полезной и безобидной агнии станут цветками алой пальпики...
– ...которая источает смрад смертельный. Так вот как...
– Именно. Многое в нашем мире есть продукт запретной алхимии. И если Лок Герцике был в самом деле таким искусным алхимиком, каким его описывают, то он мог создать нечто невообразимое, тем более, что запретных опытов с Дурманом Тотмена никто никогда не вёл. Возможно, опыты с ним подвели его к созданию зелья жизни или лекарства от всех болезней.
Мира испуганно начала перебирать в голове произошедшее. Притоны, ловушки, Потерянные, яд Фёрта, Дурман... Неужели всё действительно происходит по велению отступника, прожившего более 500 лет? Безумный алхимик, извлёкший секрет жизни из смертельных спор, правда пытается разрушить всё, что было нажито непосильным трудом жителей этих мест в четвёртый раз? А чем же на самом деле является Дурман...?
– Я... Мне пора идти, Смотритель. Если всё действительно так, как Вы говорите – нам надо готовиться к чему-то более серьёзному, чем несколько ловушек в городе.
– Мне остаётся только наблюдать за движением этой нескончаемой жизни, девочка. Я прожил свой век и даже пережил его, во мне нет страха.