– Ты в порядке? – спросил он участливо.
– В полной растерянности. Понятия не имею, куда всё это выльется и чем закончится. И мне страшно, Серум. Очень страшно. – тихо проговорила Мира и стала грызть ногти от волнения.
– Знаешь, как было страшно нам всем, когда мы впервые столкнулись с Потерянными? Это были даже не облачённые в броню солдаты, не бывшие Серые Лица. Обычные люди, смертельно исхудавшие, но сильные до такой степени, что им не составило труда оказать нам посильное сопротивление. Я стоял перед Девриеном и показывал ему трясущиеся окровавленные руки. Думал, что сойду с ума после произошедшего.
– И что же ты думаешь теперь? Столкнувшись с Фёртом, с... Бурым.
– Кто это? – спросил Зекс.
– Я не знаю. Он назвал мне своё имя перед тем, как первые бутыли с Варом начали вылетать из окон Замка. Смуглая кожа, длинные черные косы и клинки... Я таких никогда не видела.
– Они явно не обычные люди. Все, с кем мы бились до этого, не имели и половины той скорости и ловкости, а главное силы, с какой дрались эти двое.
– Он сказал, что помнит меня. Бурый. Он так сказал. – сказала Мирабель и погрузила пальцы в рыжие волосы. – Как же мне знакомо его лицо. Как же знакомы эти глаза, хоть сейчас они и были налиты кровью.
– Он мог так сказать, чтобы отвлечь тебя. – подметил Зекс.
– Нет. Мы встречались. Точно встречались раньше. Может быть, даже много раньше, чем мне кажется.
– И он был таким же? Может, ты путаешь его с кем-то из давних знакомых?
Мирабель заметила в небольшом окошке лазарета суетящегося Итана, который помогал паковать вещи новых стражников. Она впилась в него взглядом и стала перебирать многочисленные воспоминания, связанные с ним. Вечера в библиотеках, сотни дней за горелками и пробирками, пикники на берегах Рей, счастливые первые прогулки по Зарему... Охота.
Она сорвалась с места и побежала прямиком к Итану. Взволнованно затараторила прямо ему в лицо, пока тот шокировано рассматривал первые морщинки на её лице.
– Итан. Итан! Твой сын. Что с ним? Где он сейчас? Говори же, где твой сын!
– А-а... Я даже не... Погоди, а что с ним не так?
– Просто ответь на вопрос. У него в детстве были черные длинные волосы, которые он постоянно связывал в несколько кос?
– Конечно! Самуэль вечно приходил ко мне каждое утро и просил меня их завязать. А потом... Неприятная история. Он их срезал после встречи с диким дикобразом. Врачи несколько часов вытаскивали иголки из его лица и волос.
– Где он?
– Я... Я не знаю, девочка моя. Ещё в пятнадцать лет он убежал из Замка с концами. Ты этого и не помнишь – ты тогда очень много времени проводила в Суте. А он и без тебя начал вести себя всё более и более странно, пока полностью не открестился от всего, что было связано с городом.
– Но... Как? Я же всегда спрашивала тебя о нём? "Где же Самуэль, папа?" А ты отвечал...
– Что он гуляет у друзей. Я помню. Извини. – губы Итана задрожали от осознания того, что многое из его жизни было обманом, который раскрывается в такой тяжелый час. Он ведь совсем один! И непонятно, кто ещё открестился от своих родных... Тяжёлая крупная слеза покатилась по гребням и канавкам глубоких морщин прямо по подбородку и упала на туфлю Миры. – Я так долго искал его в тайне от тебя. А потом узнал, что он стал бродяжничать и чуть было не прирезал человека, которого я приставил следить за ним. Большего я о нём и не слышал.
– Я нашла его.
– Не может быть! Где же он? – дрожащим голосом проговорил Итан.
– Он... Потерян.
В полном молчании, удивлённо раскрыв рот, он простоял с минуту, затем поправил толстые очки и тихо, почти шепча, сказал:
– Значит, вот так. Кто из них?
– Бурый. Тот, что сцепился с Девриеном в схватке.
– Возмужал... Но шрамы на лице так и остались напоминанием о необычном детстве. Но я не думаю, что он помнит об этом. – тяжёлый подбородок ходил ходуном от нахлынувших эмоций.
– Он сказал, что помнит меня. А я очень смутно помнила его. Если бы не охота...
– Не было бы тебя с нами, Мирабель.
Она мило улыбнулась, хоть и чувствовала некую холодность между ей и отчимом. Время и расстояние накладывают свой отпечаток независимо от того, насколько близки были люди. Это невероятно печальный момент – осознание полной неспособности сделать хоть что-то для того, чтобы исправить ошибки человеческой природы.
– Мы пойдём. Мне... Просто нужно было убедиться. Поэтому я подумала, что тебе будет как-то... Не знаю.
– Я понимаю. Но мне не легче, и любопытство моё не угасло, по крайней мере отношение моё к нему не изменится до тех пор, пока я не вижу его голову отдельно от тела за все те ужасные вещи, что он сделал. — он сказал эти слова с невероятным трудом. Он же человек, может и лишённый эмпатии, но он по-прежнему остается по-своему любящим отцом.