Лок самодовольно хохотнул, затем отвернулся обратно к ящикам со спорами, зачарованно наблюдая за тем, как красноватая дымка с миллиардами самых крохотных частиц суетится в бессвязном танце, подлетает то вверх, то падает вниз к дну ящика; то сгущается в чернеющие пучки, то растворяется в общей массе и расплывается.
Потерянный шумно и часто задышал – его охватила паника. Он попал на стол к великому садисту и мастеру алхимических превращений, вероятно, запретного направления. О нет, он не будет ставить тысячи опытов. Он поставит один, но чертовски грандиозный.
– Мои малыши, которых я уверенно приручил, кормлю с рук и использую бог весть в каких опытах поддерживают во мне жизнь. Из них делается та самая отрава, которая так сильно привязывает тебя ко мне. Которая дарует тебе силу и выносливость, которая возвышает уровень агрессии и ненависть на небывалые высоты. Всего-то семьсот двадцать девять попыток на выделение из спор возбудителя инфекции, а затем ещё столько же на создание обратного возбудителю агента. И если инфекция убивает клетки, а затем разрушает их для создания новых спор, то мой агент убивает споры и создает огромное количество молодых и свежих клеток во всем организме.
Непонятным образом глаза Потерянного забегали по телу Лока. Он молниеносно переводил взгляд с соломенных волос на чёрный распахнутый халат, с очков на носу на обычные башмаки, с пыльных штанов на искусственный стеклянный глаз из чёрного стекла и ещё много-много переходов, захвативших сознание слуги. Он слегка расслабился, отстранился мыслями от идеи того, что ему не выжить после работы Лока. Неожиданно для него самого потекла слюна, будто перед носом ему поставили шедевр кулинарии с самым восхитительным запахом в мире.
Оглянувшись, он увидел причину такого поведения: Лок, сидя у ящиков, достал из кармана маленький флакон из красного стекла и слегка потряс им. В ящиках началось небывалое до того движение: целыми вихрями споры кружили внутри своих тюрем отчего ящики слегка задвигались на месте.
– Видишь? Ты не просто зависимый – от этого флакона в определённый момент зависит твоя жизнь. Не только разум или тело, но та совокупность процессов и движений внутри, которая заставляет тебя мыслить и передвигаться. Ты настолько прожжён этими спорами, что лиши я тебя их – и твоя песня спета. – он достал из другого кармашка флакончик побольше, в котором плескалась ярко-бирюзовая жидкость. – Одним таким флаконом убиваются все споры в твоем теле и ты умираешь вместе с ними. Постепенно. Мучительно, можешь мне поверить.
– П-почему... Почему бы тебе такое мне рассказывать? Я же слуга, не смыслящий ни в алхимии, ни в науках вообще. Как я смогу это использовать?
Лок громко и заливисто засмеялся, так, что эхо его смеха ещё несколько минут гулкими отзвуками спускалось ниже и ниже в глубины карстовой пещеры.
– Использовать? Я бы сказал... "Опробовать на себе". Думаешь, что хоть один из этих остолопов понимает, о чём я говорю? Думаешь, что Фёрт или Самуэль знают хоть что-нибудь о жуковниках и спорах, о Дурмане и связи его с наукой? Нет! Нет, нет, нет! Идиоты! Но они сильные и ловкие идиоты, которые упадут передо мной на колени, если я того захочу. – Лок гневно стукнул кулаком по столу, отчего несколько пустых мензурок разбились об пол. – Я говорю с собой, чтобы не сойти с ума. Не растерять тот опыт и знания, которые накапливал десятками лет. Чтобы быть уверенным в том, что мысли и речь коррелируют друг с другом и не выглядят полной бессмыслицей. Проживи с моё, червь, и ты поймёшь смысл постоянного напоминания себе о том, что ты всего лишь человек. С годами, знаешь ли, забывается даже такая важная вещь.
Он ещё несколько раз с силой ударил по столу, а затем нервно захохотал и запричитал шёпотом слова, которых было не разобрать. Метнувшись к столу с сотнями различных колб и пробирок, он с остервенелой настойчивостью стал перебирать десятки листов исписанной бумаги, пока не дошёл до пустого листа.
Быстро набросов несколько формул, которые уже минутой позже превратились в ветвистые и сложные уравнения, Лок ткнул угольным карандашом в лист бумаги и проткнул его насквозь.
Далее последовали чудеса. Чудеса запретной алхимии.
Лок небольшим острым ножом срезал кусок кожи с руки Потерянного и бросил в небольшую тарелку. Затем собрал несколько капель собственной крови, проткнув одну из вен на ноге, и оросил этой кровью кусок кожи, а затем огнём свечи опалил окровавленную кожу. Она тут же потемнела, сжалась, будто её выварили, а затем распрямилась в черный квадрат, плавая в слегка мутной воде.