– Вот оно – искусство смерти! – с истинным удовольствием крикнул Лок в пещеру, так, что эхо этих слов ещё несколько минут отражалось от стен и возвращалось обратно к Локу.
Часть шестая. Дорога.
Дорога.
Отряд был готов. Около сотни бойцов, укомплектованных в броню из Дома Стражи, стояли в строю и ожидали дальнейших действий. Некоторые из них были совсем молодыми, едва перешедшими рубеж совершеннолетия. Другие же, напротив, были уже преклонного возраста, но способные держать оружие в руках и изъявлявшие необычайное желание поквитаться за свой дом и своих друзей, которых, возможно, убили стражи города, а может и выкосила предзнаменовавшая бойню зараза. Они отшучивались и валяли дурака, смеялись и подбадривали друг друга. Защитный механизм. Невооружённым глазом можно было заметить, что они напряжены и напуганы, а глупые шуточки нужны лишь для того, чтобы собственные товарищи не увидели панику в глазах и не поддались ей в ответ.
Сложно было описать их эмоциональное состояние. Соитие страха и ненависти, жажды отмщения и чувства вины, подкрепленное уверенностью или неуверенностью в собственных силах. Дабы не соврать – их никто не заставлял. Они знали, что гордость и неуёмность могут свести их в могилу быстрее, чем они думают. Потому и отказавшихся идти в поход в неизвестность никто не винил – по крайней мере, они станут теми, кто восстановит город, вернёт ему былую чистоту и порядок. Об остальных городах они не думали, но в душе надеялись, что других таких случаев и не было.
Близнецы также, как и Мирабель, готовились к походу по-своему: в нескольких небольших сумках на бедрах и спине закладывались десятки и сотни склянок и бутыльков с различными настоями и ядами. Они не отличались разборчивостью в человеческих жизнях – хоть и было им уже за пятьдесят с лишком, они были неплохими солдатами в прошлом, а обширные познания в человеческой анатомии и алхимической природе делали их незаменимыми бойцами как в благих, так и во враждебных целях. Яды, бомбы, возгоняющиеся кристаллы, отравленные дротики и смазки для клинков всевозможной природы и целей. Остановить, ослепить, обездвижить, парализовать, моментально убить – не существовало преград, каких не смогли бы сделать братья Роксуэлл и Максвелл Тотмены.
Серум отрабатывал сотни приёмов с длинным мечом. Хоть он действительно не выглядел хоть какой-то частью выделяющимся на фоне остальных крепких мускулистых стражников, силы в нём было таки больше. Десятки хитрых выпадов, направленных то в ноги, то в голову. Многочисленные быстрые и резкие рубящие удары, сменяемые одинаково лёгкими и сокрушительными режущими и колющими тычками. Словно смертоносный вихрь, он выдавал по несколько сотен ударов, бьющих точно в цель. Уже не один тренировочный манекен превратился в грубо обтёсанный пень, на котором с трудом можно было найти хоть маленькую точку, в которую не пришлось бы меньше десятка ударов мечом.
Мира была слегка угрюма из-за слов Зекса. Она понимала, что он прав, но соглашаться с ним отказывалась. Врала сама себе, что сможет с лёгкостью убить человека, если он посмеет проявить хоть какую-то, даже самую незначительную, агрессию. Конечно, врала. Она видела столько страданий и слёз, столько незаживающих ран и оторванных конечностей, смерть и муки. И вся гамма пережитых событий, которая несомненно оставляет отпечаток на теле и сознании, отражается на человеке непредвиденным образом.
Внутренний рычаг ломается вне зависимости от того, каким же человек был добрым или насколько мерзкие поступки он совершал – либо ты отчуждаешься от любого проявления злобы и ненависти, либо становишься их накопителем. Сосудом, который копит в себе все переживания, а потом лопается, осыпая неприятеля содержимым сосуда и осколками собственной души. Каким бы неприятным не было это состояние, но иногда оно проявляется без твоего осознанного желания. И только после неосознанных всплесков истинного, животного гнева, человек ещё больше укореняется во внутренних границах и рамках. Быть тебе животным без чувства меры к ярости – или остаться благоразумным пацифистом на страже окружающих, действуя без оружия.
Эти мысли терзали Миру как никогда раньше. Какая-то маленькая мышка – грызун, вредитель – обличила скрытые гнев и злобу, вызванные недоверием к её персоне. Без минуты промедления она убила её, растворив крохотное тельце в едкой кислоте. Она ужасна? Или всего лишь излишне напряжена и взволнована, да к тому же и испугана? Сколько же придется Потерянных положить на лопатки, чтобы окончательно разобраться в себе?