Заводь была забита отнерестившимся лососем. Стоял нестерпимый запах падали. Объеденные хищниками, расклеванные птицами, рыбины валялись по краям озерка.
Терентий свернул от озерка в сторону и двинулся медвежьей тропой по затоптанному пожухшему шеломайнику. В узком извилистом лабиринте тропы пахло, как в зверинце, валялись обглоданные кости больших рыбин. Не столкнуться бы здесь с «хозяином»… Продираясь сквозь заросли, обоз снова потерял направление, Терентий высмотрел неподалеку высокий ветвистый кедр и, подойдя к нему, привязал Проню к стволу, а сам полез на дерево.
Вдали он заметил чуть видную вешку дыма, оказавшуюся на этот раз справа от избранного направления. «Прав был Северьян… Бес меня попутал идти сюда…»
Он слез, наскоро перекусив, отвязал связку и снова углубился в чащу. Время от времени дорогу преграждали болотца, затуманенные с краев. Он слышал покрякивание уток. Иногда какая-нибудь из них снималась со свистом и низко неслась к противоположному берегу, врезаясь в туман. Несколько раз Терентий слышал глубокий трубный голос и даже видел пролетавших больших птиц, но все далеко. Он остановил Проньку, подозвал блукавшего в кустах Пыжа и замер. Крупная гагара, будто черный лебедь, мелькнула с солнечной стороны и скрылась за деревьями.
Родившийся откуда-то ветерок толкнул туманную пелену на озерце, отнес в лес тучу мошки и комаров, и шагах в ста от обоза Терентий увидел медведя. Тот мирно лежал на берегу, облизывал лапу и чесал ею загривок. Его, видно, тоже одолели кровососы. Он смахивал их с морды, тряс головой, темно-бурая шкура прокатывалась волнами и блестела на солнце. Медведь был очень велик. Глядя на добродушного громадного зверя, Терентий на всякий случай снял с плеча ружье.
Лошади почуяли недоброе, замерли, в упор уставились на медведя. Терентий затаил дыхание. «О господи, только бы не рванули!» — едва успел он подумать, как Проня, страшно заржав, шарахнулся в лес, а следом за ним и остальные.
Медведь вскочил и, зыркнув настороженно в сторону шума, пустился наутек. Он бежал вдоль берега, по открытому месту, на мгновение останавливаясь, оглядывался. Тяжело покачиваясь в неторопливом галопе, медведь достиг горловины озерца, откуда вытекал ручей, и скрылся за кустарником.
Пыж, взъерошив на хребте шерсть, подрагивая всем телом, смотрел ему вслед.
И началось новое кружение по тайге в поисках сбежавших лошадей. Солнце стало сваливаться к закату, когда Терентий наткнулся на источник «дыма» — большое глинистое озерцо без воды, похожее на громадную медную сковородку. В одном месте из него просачивалось подземное тепло. Пар поднимался высоко и на фоне темных склонов казался серым. От «сковороды» шел неприятный кислый запах. Пыж ринулся было к столбу пара, но, взвизгнув, отскочил на край кальдеры, завалился на бок и, поскуливая, стал облизывать обожженные лапы. Потом, поведя носом, он замотал головой и, будто сердясь на кого-то, громко залаял. Пожаловавшись, он не взглянул на хозяина и умчался в лес.
«И этот сбежал! Чего же это я Северьяна не послушал», — подумал Терентий. Он окликнул собаку и, не услышав ответного лая, поспешил следом.
Когда солнце ушло за хребты и стало темнеть, Терентий провалился в яму, стены которой были теплыми, а сонный воздух успокаивал.
Он был гораздо выше ее, хотя и она не была маленькой. Она поднимала глаза на него, но тут же отворачивалась, потому что он смотрел пристально. Молчание и то, что он шел совсем рядом, вызывали чувство смущения и неловкости.
— Скоро ли ты снова заблудишься? — спросила она, чтобы что-то сказать.
— Скоро… Постараюсь в ближайшие же дни… Если не посадят за пропавших лошадей.
— Почему? — Она посмотрела на него с тревогой.
— Если они не вернулись на базу, мне за них не рассчитаться. Один Проня у меня молодец.
Мерин, ступавший им вслед, услышав свое имя, тихо заржал. Майя улыбнулась.
— Если все лошади такие же умные, тебе волноваться нечего…
Внезапно Терентий схватил ее за руку и притянул к себе.
— Медведи, — прошептал он, взволнованно показывая на далекий склон, — те самые, я видел их следы, когда шел сюда. Гляди! Скорее!
Он прижал ее к груди, и под его сильный рукой, обнявшей плечо, она не могла пошевельнуться. Лицо его было так близко, что она почувствовала тепло его щеки.
Она не видела никаких медведей, потому что закружилась голова. И ощущала только его близость.
Вспомнилось его беспомощное, парализованное сном большое тело; как приятно было все эти дни, пока он был в беспамятстве, ухаживать за ним, не боясь, что кто-то увидит, любоваться им и гладить его лицо, обросшее мягкой щетиной, касаться гладкой кожи груди… Она высвободилась, старалась не оборачиваться к нему, чтобы он не заметил ее смущения и горевшего лица.