К полудню следующего дня добравшись до знакомой душной долины, он привязался к седлу и, когда обоз вошел в коридор высокого шеломайника, задремал. Снова наплывало уже знакомое дурманное состояние. Воспоминания — и недавно пережитое, и прежнее — как-то смешались и отступили — и Майя, и ключи, и Нилыч, все будто погрузилось в зелено-белый шелест, испарявших дурман цветов. И если и осталось ощущение, то лишь покойного покачивания в седле.
«Когда же это случилось впервые?» — смутно думал он и вспомнил, что это впервые пришло к нему вместе с цветением трав в четвертом по счету пути к трассе. «Дурман-трава цветет, — сказал как-то раз Северьян. — Теперь это надолго».
Еще не до конца очнувшись, он подумал о сейфе и непроизвольно заторопил лошадей. И что удивительно: как-то само собой получалось, что затуманенный мозг словно приказывал торопиться. Уже на подъезде поймал себя на мысли, что спешка эта не случайна: ведь он стремится обогнать Нилыча.
Вернувшись, почти машинально разнуздал лошадей; лишь Проню оставил под седлом. Затем заметался по базовому лагерю в поисках сторожа, хотя второй ключ от палатки у него был. Показалось, будто на базе никого нет. Побежал к пекарне, что была в низке, у берега Воровской. Сережа-сторож как раз проверял закваску для вечерней выпечки.
— Ты чего? — Сергей, протягивая ему руку, улыбался.
— Что чего? — не узнавая своего голоса, резко спросил Терентий.
— Белый весь, чего белый, говорю?
— Нездоровится… — уклончиво ответил он.
— Да ты весь в какой-то белой дряни!
— Да-да, — Терентий осмотрел себя. С ног до головы одежда его была в толстом слое пыльцы. — Черт, как въелась… — он яростно стал отряхиваться.
— Привидение ты наше, — дружелюбно улыбнулся Серега. — Ладно, пошел я.
— Где остальные? — задержал его Терентий.
— Загорают на острове, духота одолела…
Терентий облегченно вздохнул и, проводив взглядом сторожа, побежал к палатке начальника. Сняв амбарный замок, он юрко проник внутрь, заперся на крючок. Не откидывая занавески с окошка, запалил керосинку и долго не мог вставить ключ в скважину: руки дрожали, прошиб пот. Сдерживая дрожь, он вставил ключ и, сделав два оборота, распахнул дверцу. Перед ним, аккуратно уложенные в пачки, лежали деньги. Он замер в нерешительности, удерживаясь от соблазна тут же выгрести их. Некоторое время бездумно смотрел перед собою. Наконец протянул все еще дрожавшую руку, потрогал верхнюю пачку, в которой были упакованы пятьдесят сторублевок, потом повертел в руках пистолет начальника… Вытащил с нижней полки припрятанную там трехсотграммовую фляжку с коньяком, открутив винтовую крышку, немного отхлебнул, машинально сунул бутылку в карман. «Что ж я наделал, — спохватился он, — пахнуть будет!» Схватил большой упаковочный полиэтиленовый мешок, стал скидывать в него пачки денег, выбирая сначала с купюрами помельче, потом без разбора. Вдруг показалось, что с северной стороны донесся гул, прислушался. «Вертолет!..» — прошептал настороженно. Наскоро свернув мешок, запихал его во вьючник, схватил тряпку и стал протирать ею сейф. Замкнул дверцу и выбежал из палатки. Спохватившись, сунул ключ от амбарного замка под порожек. Свистнул Проню. За конем увязался и Пыж. Вскочив в седло, поскакал в сторону трассы. Вертолетный гул был близко. Обернувшись, заметил, как большая машина выплыла из-за ближайшего к лагерю склона. Гикнул. Проня, привыкший к неторопливому шагу, удивленно повел ушами и не подчинился. Тогда резко пришпорил коня каблуком, тот заржал и пустился в галоп. «Кажется, не погасил керосинку! — спохватился было Терентий, однако возвращаться не стал, вспомнив, что стоит она в безопасном месте — на самом сейфе. — Пути не будет, сама выгорит, а если и сгорит — так и черт с ней!»
Через полчаса он свернул на тропу в Раздольную долину и, проскакав еще часа полтора, оказался у знакомого ручья. Тут спешился, спустился к ручью и, упав на колени, припал к воде, рядом с жадно лакавшим Пыжом. Храпя, пил ледяную воду и Проня.
— Загнал я тебя, старик, — Терентий глянул на взмыленного коня, поднявшись с колен, подошел к нему. — Ты погоди напиваться. — Стащил с него вьюк, снял седло, подседельник, стал обмывать разгоряченную его спину и бока. — Ну и хорошо… — потрепал гриву и пустил пастись. Взвалил на плечо седло и подседельник, подхватил вьюк и поднялся к кострищу.
Еще в первую ночевку он приметил бурундучью нору и подумал тогда, что поблизости должен быть лабаз-запасник зверька. Осмотрелся. Под ветвями кедрового стланика, возле сухой колодины, обнаружил второй бурундучий лаз. «Наверно, здесь», — подумал он и стал разгребать руками сухую землю, подрезая охотничьим ножом сплетения корней. Кладка ореха была на глубине не более одного локтя.