— Выпь… ничего сверхъестественного… Отчего же не улетела? Однако злобно ухает, зараза, — прошептал они тяжело размяк, расслабив напрягшие было мускулы. Прислушался. Стоны удалились, вместо них на крышу шалаша кто-то сыпнул горсть гороха. Через несколько мгновений посыпалась снежная крупа. И без того озябшую тайгу затянуло иссиня-белой пеленой.
Тяжести в груди Терентий как будто больше не ощущал, только болели глаза и сводило ноги. Он старался уснуть, но тело было болезненным и ломотным, от боли в ногах он застонал. Открыл глаза, отвинчивая крышку фляги, снова вспомнил Майю. Отлив немного спирта в холодную кружку, разбавил его водой, выпил, разливая влагу по подбородку и груди. От спирта зажгло в груди, затрясло, заколотило в натужном кашле, отбирающем много сил. Терентий стащил с ног кирзачи и портянки, чуть плеснув на ладонь спирта, он растер им замерзшие ноги, накрутил портянки и сунул ноги в сапоги. «Надо бы немного вздремнуть. — подумал он. — А что дальше?.. Пожалуй, стоит еще выпить. — Он потянулся было за флягой, но остановился. — Кашель затреплет, — рассудил он, — и так дальше некуда, замучил. Что ж делать?»
Он выключил преемник. По щекам текли слезы. «Совсем раскис, — подумал он, вытаскивая из-под головы кисет; скрутил «козью ножку», задымил махрой. — А вдруг придется остаться здесь?» Он оглядел молчаливую черноту балагана. Вокруг свечного огня мельтешила ночная бабочка. Откуда она здесь? Он задул свечу и прислушался к темноте.
— Живи сколько сможешь, — сказал он тихо, прислушиваясь к шелесту крыльев ночного мотыля. «Значит, надо хорошо надеяться. Искать путь к тому, на что надеешься. Кто плохо надеется — умирает быстрее» — так рассуждал Терентий, слушая тишину, пыхая самокруткой в мокро-зеленый сумрак балагана, иногда захлебываясь в злом кашле. Постепенно сердце его успокоилось, голова потяжелела — он засыпал наконец под монотонно шелестящую снежную крупу, не унимавшуюся в ту холодную ночь до самого нового дня.
Во сне Терентий снова, в какой уже раз, увидел ту громадную, скрытую под прозрачным кратером водопада чашу, наполненную желтым металлом. Над чашей горит-плывет осеннее солнце. Мириады ослепительных зайчиков скачут и мечутся по желтому дну.
Впервые увидев эту сокровищницу, он обрадовался, от счастья сердце готово было выскочить из груди. Снова, как тогда, рядом со взорвавшейся лавиною, он почувствовал себя великаном. Он смотрел вниз долго, не отрывая глаз от золотых бликов. Сколько искателей счастья лежат нынче в глухой, каменистой земле, храня адрес находки? Он обернулся, осмотрелся вокруг, словно ища, с кем можно было бы поделиться своей радостью, поведать о подвиге, о лишениях и муках, которые преследовали его на протяжении всей этой долгой дороги.
Тайга смотрела на него угрюмо. Наполняя долины густым паром, таял под застывшим в небе неподвижным солнцем снег. Осыпались с деревьев желтые и красные листья, и лишь в самом конце распадка, спрятанные от ветра темно изумрудными скалами, краснели в осеннем наряде березы и осины…
— Эй! Я нашел его-о-о… — закричал Терентий. Жутко отозвалось в распадке эхо: «О-о-о-о».
Три ручья выносили хрустальной чистоты талые воды на чуть покатую гигантскую ступень, по краям посеребренную изморозью и снегом. Среди омываемой водяными струями зелени желтыми искорками поблескивал на солнце застрявший в траве тяжелый золотой песок. Ручьи, слившись воедино, разгоняясь по кварцевой ступени, с рокотом проваливались в розоватую мраморную чашу, наполняя ее все новыми и новыми крупицами тяжелого песка. Ниже Терентий насчитал еще несколько подобных колодцев-чаш, в которые тысячелетиями водный поток нес из стареющих, крошившихся пластов благородной породы бесчисленные порции песка, даже целые слитки вымывались из трещин.
К другим колодцам подступов не было, они схоронились в глубоком ущелье. Только с того места, где стоял Терентий, с края этого водопада, можно было увидеть, как поток, стремительно ворвавшись в ущелье, несется по кварцевым, сверкающим белизной трамплинам внутрь горы и затем пропадает где-то в невидимой глубине земли. Края этого громадного золотого логова густо поросли хвойными деревьями. «Вот почему ни с самолетов, ни со склонов, ни с долины невозможно было обнаружить деминское золото. Вот какова его тайна, — подумал он, восхищаясь хитростью природы. — Жаль, не смогли увидеть этого Родька и Майя, Сухарь тоже, наверное, порадовался бы. Вот оно золото, под ногами, бери сколько хочешь… Напрасно усмехался старик Саганов. Ведь нашел же, шельма…» — хвалил себя Терентий, улыбаясь. И никто не восторгается, не хлопает его по плечу, радуясь его удаче. Но теперь все это будет, только нужно выжить, добраться назад. Теперь-то ему поверят, во имя чего он готов был погибнуть, чем занято было все это время его сердце… Поверят… как же не поверить? Только бы дойти к людям.