Мысль о Родьке торопила его, давала новые силы. По дороге он внимательно всматривался в склоны, кричал до хрипоты: «Родька! Родька!..» Три дня разносился над дремучей тайгой его голос.
На четвертый день, двадцать седьмого октября, в горах повалил густой мохнатый снег. Это был первый настоящий снегопад, который укрыл Саяны до весны. Он упрятал звериные тропы, нарядил кустарник и деревья, остановил ручьи, реки застелил белым салом, укутал болотные проталины и трясины.
А двадцать восьмого Терентий проснулся и обнаружил, что нет под боком ни рюкзака, ни ружья. Он осмотрелся. От елки, под навесом которой он коротал ночь, по снегу уходили к реке следы сапог. Терентий сунул руку под лапник, там был нож и завернутый в тряпицу золотой слиток. «Цел», — прошептал Терентий и, поднявшись на ноги, похрамывая, побрел по следам, уходящим к реке. На берегу он обнаружил выпотрошенный свой рюкзак и разбросанные по сторонам вещи, вокруг были натоптаны сапогами следы. «Словно пакостница росомаха поработала», — подумал он и стал собирать вещи, среди которых недоставало лишь части продуктов, все остальное, даже патроны, валялись здесь же.
У края обрыва он обнаружил листки из своей пикетажной маршрутной книжки. Глянул под обрыв в стремнину. «Унесла река остальные. Пакостник! Чего ему записки-то мои, поганцу?!» Поодаль кинут рудный мешок из-под сухарей, брошенное под куст жимолости ружье торчало из снега. Терентий осмотрел следы кирзачей, заметил на правом отпечатке след подрезанного каблука… «Сухарь… Неужели и здесь шакалу неймется? Что ж ему еще-то надо? Что шакалит, поганец? Слиток ему понадобился, мой слиток». Вспомнилась последняя встреча, и словно озноб по коже прошел.
«Что ему помешало выудить у меня этот слиток? — Терентий возвратился к навесу. Только сейчас обратил внимание, что и следы Сухаря тоже вернулись от реки. Подле навеса еще кое-что заметил: следы большой собаки и пятна крови на снегу. Разрыл снег, по убедился, что крови вытекло из раны немного. — Кто ж кого? — недоумевал Терентий. И вдруг он отчетливо представил себе недавнюю картину происходящего: Сухаря вот-вот готового убить его (следы показали, что крался тот к его изголовью), и громадного пса в последний миг кинувшегося на бандита и прокусившего тому запястье (откуда и кровь) — вон и нож остался лежать на брезенте, видно, не позволил зверюга забрать оружие, стерег. — Вот так псина! — восхитился Терентий. Во дьявол! А я-то все проспал».
Собрав разбросанные вещи, наскоро позавтракав, Терентий двинулся. Больше он не встречал ни следов Сухаря, ни его самого. И жалости к нему не испытывал, жалел лишь об одном, что вытряхнул Сухарь вместе со шмотками маршрутные записки, скороспешное полевое исследование, составленное за эти долгие месяцы.
Перед самым выходом Терентий осмотрелся и вдруг столкнулся глазами с большим черным псом, недвижно, казалось, мертво застывшим поодаль, словно не решавшимся подойти к нему ближе.
— Цыган! — обрадованно позвал Терентий. — Легок на помине. Я было подумал, за злодеем ты увязался, а ты — вот он.
Пес встал на ноги, понюхал воздух, тихо заскулил.
— Видать, будем живы, станем выходить из тайги вместе. Ну пошли давай. — Терентий потрепал прильнувшего к ногам пса, улыбнулся. — Не пропадем.
Двадцать девятого октября снова повалил снег. Идти стало невыносимо, ноги утопали и проваливались в сугробы и постоянно теперь были мокрыми. На стоянках пес скулил, обгрызая ледяные култышки на лапах…
Эпилог
Поздней осенью закончили мы полевые работы и ждали вертолета. Прибыл он с опозданием на девять суток. Вертолетчики пережидали непогоду. Нас доставили в небольшой таежный городок, в котором была наша подбаза. В тот же день мы стали паковать образцы, собранные за лето, заканчивали камеральные работы и радовались близкому возвращению домой.
Когда за нами прилетел вертолет, первым делом я спросил у пилотов, не слыхали ли они что-нибудь там, в городе, о двоих ленинградцах, вернувшихся из тайги. Те ничего не знали.
Думалось мне почему-то, что Терентий Лукьянов с приятелем просто не захотели прийти к нам, а пошли через поселок Серафима Саганова к железнодорожной станции, что давно уже поджидают они нас где-нибудь в Ленинграде. Однако перед самым отъездом я все-таки не выдержал и отправился в райисполком, чтобы сообщить о них и обзвонить поселки и лесопункты, где они могли проходить. Сидел я в приемной в ожидании начальства и вспоминал минувшее лето, тот день, когда Серафим Саганов, наш проводник, впервые нашел их следы.