— Прекратите! Возмутительно! — выкрики раздавались тут и там.
— Мне наплевать на ваши угрозы, ваши обвинения и ваши решения. Я счастливый человек, так как успел застать те времена, когда в Академии Наук еще работали интеллигенты. Хотя они всегда были в меньшинстве. А вы и вам подобные могут и дальше продолжать оставаться подонками! Я заявляю, что немедленно ухожу из Института, так как работать в этой атмосфере мне просто противно и я более не считаю это для себя возможным.
— Григорий Семе…
— Неважно. Вы меня больше не увидите! Жаль только ребят. Быть может, у кого-нибудь из вас хватит совести подумать о молодом поколении, которое входит в науку, изгаженную вашими испражнениями!
В зале засвистели. Академик набрал в грудь воздух и четким, строевым шагом подошел к двери и, выйдя, громко ею хлопнул. Он спустился в свой кабинет, вытряхнул из стола письма, оттиски последних статей, сунул под мышку пару любимых книг и стремглав вышел из здания под нагловатую ухмылку красномордого вахтера.
«Пропадите вы все пропадом!» — думал он. Странная пустота и чувство какого-то космического покоя овладело душой. Академик бросил вещи в багажник своей старенькой машины, завел мотор и выехал со двора. Он колесил по городу, повторяя старые, так хорошо ему известные маршруты. Смеркалось. Темные громады домов светились тусклыми желтыми огоньками, и черное ночное небо, казалось, было совсем близко к земле, покрытой умирающей мокрой травой и опавшими листьями.
Он остановился около своего дома. На улице было промозгло, как бывает поздними осенними вечерами. Изо рта шел мокрый пар. Академик поднял воротник пальто и зашел в свою квартиру. В комнате было как-то по-особенному тихо, и темнота, идущая от окна, скользила по занавеске, черным облаком кралась по деревянному полу и наступала на книжные полки, завоевывая себе все новые территории.
«Зря я так, погорячился. Надо было сражаться. Уж слишком просто они меня добили,» — с досадой подумал он. — «А, может быть, это к лучшему».
Взгляд его упал на серый телефонный аппарат, стоявший на столе. Казалось, от аппарата исходит странная магическая сила и чрево его пронизывают светлячки электрических разрядов. Рука его потянулась к трубке и сняла ее. Разряды забегали, засуетились, и в трубке зашуршало. Академик достал записную книжку и долго возился, набирая длинный номер. В трубке долго шипело, щелкало, затем наступила звенящая тишина. Он потряс телефон и услышал неожиданно близкий и громкий гудок.
— Hello, — донесся голос с неизгладимым Одесским акцентом.
— Ефим?
— Yes, Who is speaking?
— Ефим, это Григорий, из Москвы. Из Академии наук. Вы меня помните?
— Конечно, — человек на другом конце линии что-то жевал.
— Ефим, вы меня как-то просили позвонить… Я готов работать в вашей компании.
Глава 16. Автопоезд из Кембриджа.
В прохладном зале компании, под немигающим светом люминисцентных ламп, светился серыми пузатыми свеженькими боками, подмигивал зелеными и красными лампочками, поблескивал позолочеными разъемами новый прибор, гордость команды и Ефима. Над распотрошенной коробкой склонился Петя, с сосредоточенным видом закусивший запорожские усы и изучающий мерцающие голубоватые импульсы, бегущие по экрану осциллографа. Импульсы зарождались на металлических ножках черненьких микросхем, хитроумно раскиданных внутри серого металлического ящика с надписью «Пусик». Андрей с интересом заглядывал ему через плечо, водя рукой по испещренной поправками схеме, которую он держал у себя в руках, и изредка с важным видом давая советы. За стоящим рядом компьютером сидел Борис, прищурясь и уставившись в экран. Лицо его выражало целую гамму эмоций, из которых прежде всего в глаза бросалась пренебрежительная кривая ухмылка, как будто буковки, мерцающие на экране бросали ему вызов подобный тому, который моська бросала цирковому слону. Руки Бориса с невероятной скоростью летали над клавишами, он одновременно работал по крайней мере с шестью программами, тут же сравнивая бегущие колонки цифр с ожидаемыми и листая толстый справочник. В тот момент, когда он находил правильную комбинацию цифр, лицо его озарялось торжеством, он сжимал кулаки и невольно приподнимался в кресле.
Время от времени к волшебной коробке подбегал Леонид, держа маленькие плоские проводки и пластмассовые разъемчики, которые он то и дело прикладывал к различным платам, поджимая губы и ругая бездарных поставщиков. С разъемами, насколько я знал, обнаружилась проблема, так как после нескольких переключений они трескались и начинали ломаться.
Я со вздохом посмотрел на эту сцену, напоминающую слаженную работу космонавтов на борту орбитальной станции. В груду железа, подмигивающую разноцветными лампочками, я вложил немалую часть своей души. Головная боль, страх, непонимание, радость находок и отчаяние, бессонные ночи — эти тупые, безликие холодные железки впитали все, как вампир, высасывающий кровь из своей жертвы, и теперь жили своей собственной жизнью. Под их оболочкой бегали короткие импульсы, заставляющие облачка электронов пульсировать и обрушиваться на миллиарды переходов, спрятанные под черными тельцами микросхем, жужжал вентилятор, и электронный мозг компьютера посылал в коробку миллионы инструкций, составленных Борисом и Петей и заставляющих крохотные заряженные частички исполнять свой замысловатый танец. Этот танец должен был в скором будущем принести Ефиму немалый доход.
Я вспомнил о старой гипотезе, что вся наша вселенная на самом деле заключена внутри какого-нибудь электрона, и содрогнулся, представив, как в другом измерении, где-то бесконечно далеко, сидит огромный Борис, и бескрайняя космическая пустота с разбросанными клочьями газа сжимается, пульсируя в такт его командам.
Я оторвал свой взгляд от загадочного прибора и увидел, что в дальнем конце зала появился Ефим. Он рассеянно осмотрелся вокруг, затем подошел к пожилому китайцу, сидящему на сборочной линии, о чем-то с ним дружелюбно поговорил, снова осмотрелся и направился к нам.
— Ну, как дела? — судя по тону Ефим находился в рассеянно-расслабленном состоянии. — Машина готова? Надо ее начать выпускать, это будет сенсация. Уже сейчас о ней все говорят, вы не представляете, телефоны обрывают. Я точно говорю, мы прибыль удвоим или утроим. Ни у кого ничего подобного даже близко нет! — Ефим подошел к Пете, продолжающему одной рукой крутить осциллограф, а другой лазить по схеме электронным щупом. — Есть проблемы? — спросил он. — Листен, Листен, что ты все время сидишь, ты на себя посмотри! Ты же как робот, я точно говорю, глаза сумашедшие, ковыряешься. Засиделись, кроме работы ничего не видите, с утра до ночи паяльники, приборы. — Петя растерянно смотрел на Ефима снизу вверх. — Листен, Листен, я чего думаю, тебе надо полетать! Да, иди полетай, я тебе от компании оплачу билеты, это не так дорого. Надо нам всем почаще летать, вы понимаете, о чем я говорю?
— Да, да, Ефим. — Леонид удивленно смотрел на президента, и даже у Бориса на лице поднялись брови, и появилось недоуменное выражение лица.
— Так вот, надо полетать. Я сделаю так, чтобы все летали. Купим тебе билеты, поедешь, сядешь в самолет. Представь себе, ты сидишь, идти никуда не надо, внизу облака, Земля крохотная, солнце светит в иллюминатор. Это отвлекает, как-то расслабляешься. Нам даже совещания так можно проводить, вы понимаете, о чем я говорю? Полетаешь так денек-другой и, глядишь, голова свежая! Это здорово, я по себе знаю. Значит езжай, купим тебе билеты с пересадками, полетай. Леонид, распорядись, чтобы билеты купили.
— Да, хорошо Ефим. — Леонид замялся. — А куда билеты брать?