Выбрать главу

Что еще волнует? Не дает спокойно спать по ночам? Проблемы детей, подростков, молодежи…

Турецкий незаметно взглянул на наручные часы. Уже час вещает начальник. Доклад заявлен на полтора часа. Ладно, помучаемся еще. Детство, отрочество, юность… Что-то он в обратном порядке движется, от старости к младости… Александр прикрыл глаза под затемненными стеклами очков и задремал. В рваное, тревожное сновидение врывался громкий голос докладчика:

— …Подростки — самая беззащитная часть российского общества… Пьянство и побои со стороны родителей… Бездушие чиновников… Улица, объятия криминальной среды…

Саше привиделась «криминальная среда» в виде пышнотелой, декольтированной дамы с длинной сигаретой в фарфоровых зубах. Дама раскрывала объятия, к декольте припадали и исчезали в недрах необъятной груди прыщавые юноши порочной наружности. Он очнулся от весьма ощутимого толчка в бок.

— Ты с ума сошел! — шипел, не разжимая губ, Меркулов. — Храпишь как извозчик! Здесь не филармония!

Турецкий встрепенулся. Сзади, сдерживая смех, зашелся ненатуральным кашлем Грязнов. Александр почувствовал на себе взгляд самого, чуть было не покраснел, но твердо взглянул на президента. Тот тут же отвел глаза, губы чуть дрогнули от сдерживаемой улыбки.

«Все, высекут на конюшне! Как пить дать! — прикинул Александр. — Да и ладно. Двум смертям не бывать, а с одной как-нибудь справимся. Да когда же он иссякнет, златоуст наш? Дело, ей-богу, к обмороку…» Турецкий обратил взор на собственное руководство.

Но родник еще не иссяк.

— …Безнадзорна и молодежь! И зачастую попадает в руки то мракобесов сектантов, то лжепроповедников, лжемессий, пленяющих неокрепшие юношеские души искусной демагогией. Сайентологи, свидетели Иеговы, национал-большевики, скинхеды, прочие фашиствующие молодчики — вот какие сорняки взрастают в неухоженном, оставленном хозяином саду. Так кто же должен возродить, воскресить сад? У выдающегося русского философа Ильина вычитал, что править демократическим государством должны аристократы. «Аристос» по-гречески значит «лучший». То есть цитирую, «не самый богатый, не самый родовитый». Применительно к нашим дням — не самый привилегированный, не старший возрастом. Но именно — лучший.

В этом месте докладчик сделал небольшую паузу, как бы для того чтобы перевернуть страницу, и бросил короткий взгляд на президента.

«Ага, это он взглядом поясняет для тех, кто в танке: вот оно — удивительное! Рядом! — хмыкнул окончательно проснувшийся Турецкий. Взбодриться помог и друг Слава, который отбивал носком ботинка морзянку прямо об сиденье Турецкого. — Бедный Грязнов! Я-то уж привык к соловьиному пению. А ему, моторному и нетерпеливому, каково? Ну сколько там до финиша? — Турецкий опять скосил глаза на запястье. — Ага, всего ничего — минут пять. Ура!»

Действительно, судя по мощным модуляциям голоса, финал приближался. Завершение речи было не менее впечатляющим, чем все ее содержание:

— А что касается денежного вознаграждения, скажу следующее. Прокуроры — люди терпеливые и скромные. Юристы прошлого говорили: «Не за вознаграждение работаем, но на него живем».

И, поймав на себе удивленный взгляд с поднятыми домиком бровями, докладчик добавил:

— Мы делали и будем делать все, чтобы положение работников прокуратуры было стабильно, чтобы улучшались условия их работы и оплаты их нелегкого труда. Благодарю за внимание, товарищи!

«Вот и конец наконец бесконечной былине», — чуть было не пропел вслух Турецкий.

…После завершения доклада, выступления президента, порадовавшего присутствующих своей краткостью, заседание было объявлено закрытым. С трудом передвигая затекшие ноги, чиновники выползли Из зала. Прокурорских ждал фуршет, который должен был начаться через пятнадцать минут. Турецкий, Грязнов и Гоголев спустились в вестибюль покурить.