Ранее в зданиях располагался местный институт, потом университет, впоследствии благополучно почивший в бозе в результате реформы образования. Читай, посадки ректората за взятки и центробежного разбегания преподавательского состава от нищенской зарплаты в поисках прокорма.
С момента устройства на работу прошло десять дней. Бен и не догадывался, что постороннего человека, взятого практически с улицы, можно в столь сжатые сроки ввести в курс дела и загрузить проблемами как тяглового осла. Чтобы он был в тонусе, у него было по два совещания в день-утром и вечером. На совещаниях присутствовали все девять замов. Желько совещания игнорировал, его миллионы позволяли руководить, не выезжая с «Ареала». Все совещания от его имени вел Ерепов, никогда не снимавший черных очков. По слухам у него был стеклянный глаз.
Именно он делил с Беном приемную и являлся негласным руководителем фирмы, регулярно получая от шефа ЦУ.
Вся работа носила авральный характер. Чуть больше месяца оставалось до ярмарки в Улган-Мулгане. Необходимо было подвести под требования мировых стандартов УСЕ-2004 экономические и технические предложения от сотни отечественных поставщиков, которые ни шиша не смыслили в правилах международного базара, и которых на внешнем рынке быстро и элегантно сожрали бы за единственную неправильную букву в фискальном паспорте.
"Роса" также имел проектный отдел и ОПП, которое занималось единичным производством, но, судя по тому, что ОПП располагалось в подвале, прочитывалось отношение к нему руководства. Основные деньги фирма делала на посредничестве. В коридорах крутилось множество дилеров, готовых выложить хорошие деньги только за то, чтобы их свели лицом к лицу друг с другом. Информация, касавшаяся рынка оружия, носила закрытый характер, и в интернете с его голыми бабами на каждой странице, ее было не найти.
Бен с ходу окунулся в эту круговерть. В день через его руки проходили десятки накладных, соглашений, распоряжений, всевозможных стыковок, валютных авизовок, заказов и трансфертов. На второй же день ему было пожаловано право подписи, и он не успевал менять пасту в ручках и очень скоро научился брать телефон через раз.
Так что спустя десять дней он чувствовал себя так, будто пришел работать в «Росу» сразу после школы. Он научился отшивать ненадежных клиентов и вычленять суть проблемы. Можно было целый день в поте лица заниматься ерундой и только вечером узнать о простоявшем на запасном пути в Задрюпинске литерном поезде с компонентами для элитного бомбовоза "Костолом-33",которого с повышенном нетерпением ожидали в Улган-Мулгане. А ведь бомбовоз надо было еще собрать, причем крылья находились в Саразани, а шасси на колесном заводе в Коноводске.
Но даже в этой вселенской суете под названием современный бизнес Ерепов нашел время, чтобы предупредить:
— Придет Афинодор, ничего ему не подписывай, направляй сразу ко мне.
Так впервые Бен услышал про начальника ОПП. Его звали Василий Пантелеевич, но называли его исключительно по фамилии. Афинодор стало и именем и отчеством, и как в дальнейшем выяснилось именем нарицательным, коим называли нечто, что нельзя было остановить, некий неумолимый поступательный процесс. Поначалу через Бена прошли документы из бухгалтерии на Афинодора, из которого следовало, что ежемесячно из закрытого номерного фонда ему начисляется премия в пятьдесят тысяч евроденег. В голове Бена заранее прорисовывался портрет преуспевающего бизнесмена, разъезжающего на авто длиной в квартал и благоухающим парфюмом от Дживанши, купленном в городе Париже недалеко от площади Этуаль.
Поэтому, когда в кабинет вошел сурового вида старик в длинном до пят грязно-сером халате, с разросшимися и свисающими на пергаментные щеки седыми бровями и, кося посверкивающими глазами, стал канючить о нехватке гвоздей (кажется, жидких, не суть важно), то Бен даже не догадался сразу его отфутболить, потому что грозный старик никак не ассоциировался у него с ОПП и передовыми технологиями третьего тысячелетия. Дед походил скорее на выходца из прошлого, проще говоря, колдуна или точнее шамана. Голос у старика оказался громовым, судя по всему, он плохо слышал и от этого старался говорить громче. При этом, вставляя в речь матерные слова, довольно грязного пошиба, мерзкие, но проделывал это так виртуозно, что речь его текла плавно, без акцентирования на ругательствах, но от этого создавался еще больший дискомфорт, и хотелось сделать все, о чем он попросит и выпроводить поскорее. У Бена как раз оказался начальник материально-технического склада на проводе, и он с ходу решил вопрос. Насупленный поблагодарил, крайне неразборчиво произнося слова, и пригласил заходить к нему в гости, в подвал. Бен еще соображал, что старикашка может делать в подвале, сторожем, что ли подрабатывает.
Спустя пять минут как насупленный ушел, в кабинет фурией мужского рода влетел Ерепов и закричал:
— Ты почему Афинодора ко мне не послал?
И лицо у него было красное, а вены вздувшиеся. Бен подумал в этот момент, что зам своей смертью не помрет. Есть такая нехорошая никогда не дающая сбоя штука — апокаплексический удар. Бьет наверняка, как мухобойка муху. Он сразу все просек, и что это был за старичок, и почему он не представился, как положено. Потому что к Ерепову идти не хотел! А так все решил. За счет куска Беновой холки, которую Ерепов и вознамерился отгрызть.
Надо сказать, что одноглазый уже не раз успел удивить его своей осведомленностью и проницательностью. От него практически ничего нельзя было скрыть. Иной раз он виделся Бену киборгом с радаром в стеклянном глазу.
На такие моменты у Бена имелась модель поведения, тоже не дающая сбоев, не хуже чем акоплектический удар. Она называлась раскаяние. Модель, обкатанная еще с института, когда он вставал на экзамене, по которому полгруппы уже успевала завалиться, и откровенно признавался, что тоже ничего не понимает и, стало быть, ему тоже надо ставить двойку. Обычно преподы начинали уговаривать, чтоб молодой человек не сдавался заранее, и вытягивали, как могли. В таких делах самое важное: честные глаза. Лишь один раз профессор по материальной мистике влепил ему пару, и честные глаза не помогли.
Бен сразу повинился и сказал, что этого никогда не повторится. И лицо очень удачно сделал виноватое. Ерепов, привыкший к ругани и отпору, очень быстро сдался, не почуяв ответного сопротивления. Пообещав взять объяснительную, он выбежал вон. Про объяснительную он, конечно, забыл, но Афинодор слабину Бенову запомнил и вцепился как клещ. Здоровался он особо:
— Вениамин! Здорово, Вениамин! — закругляя приветствие с обеих сторон именем, то ли высказывая особое к нему почтение, то ли издеваясь.
Общаться Бену было особенно не с кем, и знакомство с Афинодором затягивало его, несмотря на запрет. Тот оказался чрезвычайно интересным собеседником. Даже пересказ «Гамлета» в устах такого виртуоза базарных ругательств был вещью чрезвычайно занимательной.
Сближению способствовала встреча вне стен фирмы, на овощном рынке, где Бен вознамерился купить себе мешок картошки на зиму. Захотелось испечь в костерке, а то уж больно тоскливые вечера выдались в Ареале. Против обыкновения соседи попались тихие, а по вечерам поселок будто вымирал. Даже мафиозник через дорогу никак себя не проявлял, и баскетбольное кольцо уныло обвисло, точно трусы безнадежного семьянина.
Бен тосковал по сыну, но решил выждать паузу, пока косари угомонятся и решат, что он действительно сбежал из города. Именно в такие вечера у него и возникла мысль про костерок и дымящуюся картошечку в мундире.
Под новыми навесами, еще пахнущими смолой, на овощном рынке в аккуратные стеллажи были уложены мешки с красной и желтой картошкой, золотистым луком. Все выглядело нарядно и свежо. Лишь в углу возвышалась неопрятная куча продукции, уже начинавшей портиться. Несмотря на то, что продукты шли за бесценок, мало кто на них позарился. Разве совсем уж жадные и законченные люди.
Именно среди них и обнаружился Афинодор. Он суетливо сновал между гнильем и довольно неразборчиво набивал привезенные с собой грязные в пятнах мешки. Мешков было больше десяти.