Олег очутился в самой большой ванной комнате из всех, виденных им когда-либо, и здесь было самое маленькое оконце, которое можно представить. В него не пролез бы и школьник.
И, тем не менее, Олег попытался.
Он вскочил на унитаз, распахнул окно и выдавил сетку. Просунул наружу руку и голову, ободрав ухо о раму, но дальше этого предела не протиснулся – плечо упёрлось в край проёма. Над той его частью, что оказалась на свободе, распахнулось тёмно-синее небо с далёкими оспинами звёзд. Олег слышал лай собак, а ветер с запахом шиповника облизывал его горящие щёки озябшим языком. Другая часть предательски удерживала его в плену.
Олег расплакался.
Ванная наполнилась грохотом, и он почувствовал, как в ноги вонзается множество твёрдых пальцев. Возможно, среди них были новые пальцы Брата Якима.
– Помогите! – закричал в наступающую ночь Олег, срываясь на жалкий визг. Он безуспешно старался удержаться за раму одной рукой, продолжая сжимать камеру в кулаке другой. Его грубо и резко втащили назад, завертели, и он смачно приложился затылком о сливной бачок. Преследователи, обступившие Олега, смотрели на него сверху вниз. Он успел ощутить себя школьником, которого собираются избить старшеклассники, а потом, оттеснив других, над ним навис здоровяк водитель.
– Не надо, – панически взмолился Олег, увидев возле своей шеи шокер. Его дыхание рвануло вскачь. – Прошу. Прош…
Боль, которая последовала за разрядом, забросила все его мысли в наполненные молниями небеса.
***
Дальнейшее он осознавал смутно, как после нескольких стаканов виски. Его приволокли обратно в молельню. Сектанты, которые не участвовали в погоне, успели вытащить из-за занавеса громоздкую конструкцию в форме буквы П, грубо сколоченную из толстых деревянных брусьев. Её установили в центре помещения. В считанные минуты Олега примотали к ней за запястья и лодыжки при помощи кожаных ремней. Распяленный между перекладин, он напоминал вратаря, защищающего ворота. Закончив дело, сектанты отступили к дальней стене зала.
– Подношение! – воззвал Глашатай Давид, странно и бескостно изгибаясь всем телом. Слова клокотали в его глотке, как зелье в ведьмином котле. Тень от занавеса, которая накрывала Глашатая, не позволяла его разглядеть, что было даже к лучшему. Олег не желал видеть, каким станет его облик, когда метаморфозы закончатся.
Один за другим сектанты стали выходить вперёд. Они доставали из карманов или сумочек крупные куски щебня и выкладывали их на пол в нескольких шагах от дыбы. Олег отстранённо считал. Когда последний сектант выложил камень и вернулся к стене, на полу выросла куча из тридцати семи камней. Сектанты молча выжидали. Запах благовоний выветрился, и больше ничто не маскировало тошнотворные миазмы. Скосив глаза на свою левую руку, Олег выяснил, что ладонь раскрыта и пуста. Он потерял камеру. Это незначительное событие бесповоротно поставило его перед фактом, что хороший финал для него невозможен.
Удивительно, но это принесло Олегу облегчение.
Глашатай гаркнул что-то неразборчивое. В его возгласе смешались лай бешеного пса и карканье грифа: «Игэш-гэш-гэш!».
Толпа расступилась, пропуская новообращённых. Сестра Инна, Брат Яким и Сестра, чьё имя Олег не запомнил. Пусть будет Сестра Артрит. Они зачерпнули из кучи по пригоршне щебня и выстроились перед дыбой в линию.
– Воздайте ему! – нетерпеливо приказал Глашатай.
Первой камень бросила Сестра Инна. Кусок щебня размером со скомканную сигаретную пачку просвистел у виска Олега, чиркнув по кончику уха. Олег оказался настолько ошеломлён сюрреалистичностью происходящего, что даже не вздрогнул. Второй камень, пущенный Братом Якимом, врезался точно в правую бровь. В голове Олега расцвёл ядовитый цветок. Оцепенение, в котором он пребывал, исчезло. Бровь стремительно набухала, превращалась в древесный гриб, полный кипятка. Что-то горячее закапало на щёку. Олег заорал.
Меткий бросок – или его крик? – распалил новообращённых, и щебень полетел градом – в плечо, в губу, в нос, в грудь, в живот, в пах… больше всего целились в пах. Особенно болезненными удавались броски Брату Якиму. Олег извивался и визжал. Удерживающие его ремни со скрипом вгрызались в кожу. Какая-то часть его агонизирующего, меркнущего сознания пыталась вести обратный отсчёт брошенным камням: тридцать один, тридцать, двадцать девять… На двадцати шести острый обломок, угодивший Олегу прямиком в лоб, обнулил счётчик, и в мозгу остались только случайно вспыхивающие цифры, как разрозненные фрагменты программного кода.