Я вдруг вспомнил все прожитые нами годы и понял, что в общем-то они были счастливыми. В целом у нас все сложилось хорошо. Есть семьи, где родители — алкоголики или наркоманы, есть неполные семьи, где мать вынуждена поднимать детей в одиночку, семьи, помеченные неизлечимыми болезнями, безумием, извращениями. Есть множество семей, внешне благополучных, но внутри прогнивших до седьмого колена, как червивое яблоко с блестящей кожурой. Там царят ненависть, равнодушие, злоба, гнев, боль, страх. Но нас минула эта участь. Все трудности мы прошли вместе, и они только укрепили наши семейные узы. Там, где рвутся связи, мы еще теснее, еще крепче жались друг другу, словно оборванцы в мороз, согреваясь телами.
Я вспомнил слова отца.
Пробило три часа ночи. Я вздрогнул. Не помню как, но я уже стоял на ногах, сердце колотилось о ребра, а сонное оцепенение сняло как рукой. Я медленно, осторожно подошел к двери. Воздух, казалось, застыл и сделался холоднее, не смотря на жар от камина, который тоже будто бы потускнел и прибавил мрака в без того темную гостиную.
Входная дверь приближалась, наплывала на меня, как портал в иной мир. Я замер.
Затем, в полной тишине, дверная ручка повернулась, и дверь стала медленно растворяться — так медленно, пядь за пядью, что хотелось кричать.
Дверь исчезла, впуская в дом зимний холод. Передо мной, очерченный дверной рамой, стоял ночной мрак. В полной тишине я разглядывал этот черный прямоугольник, настолько густого цвета, что в нем можно было бы измазаться. Меня била дрожь. Не от холода.
Из черноты стало медленно выплывать что-то овальное — словно утопленник поднимался со дна пруда. Оно приближалось, в обрамлении множества щупалец, когтей, присосок, лапок и усиков. Оно достигло порога и замерло, вытаращившись на меня. Даже если бы захотел, я не смог бы отвести взгляд.
Я понял, куда смотрел по ночам отец все эти долгие годы.
Понял, почему он был таким уставшим по утрам.
И понял, какова цена: если ты хочешь сохранить свой дом, охраняй его от вторжения.
Ты — страж.
Из черноты ночи на меня смотрело лицо мертвого отца.
— Впусти, — прошептало оно.
Я знал, что должен делать.