Полюська заплакала и, оттолкнув его, сама вскочила на ноги. Обледеневшие валенки разъехались в стороны, и девочка упала, больно ударившись коленками о твёрдый лёд. Голова закружилась, и стало ещё страшнее. Мысль о неминуемой смерти здесь, прямо посреди новогоднего двора, на глазах у всего мира, неожиданно придала новых сил. Помогая себе руками, она быстро поднялась и с громким рёвом побежала домой. Мишка ещё некоторое время испуганно смотрел ей вслед, но поразмыслив, решил, что всё вроде бы обошлось, и успокоился. Раз бежит - значит цела, а плачет - так девчонки всегда плачут. Это не считается...
Он ухватил своё корыто за помятую ручку и снова поволок на горку.
Не прошло и получаса, как Мишка с опущенной головой стоял у Полюськи дома, посередине большой комнаты, которую хозяева гордо называли «зала». В левой руке он держал шапку, а правой размазывал по щекам слёзы и сопли. Девочка молча сидела в углу на маленькой скамеечке со сломанной ножкой и раскачивалась из стороны в сторону. Глаза её были припухшими, а голова перевязана белой кружевной тряпочкой, оторванной, наверное, от кухонной занавески или подола ночной рубашки. Бабушка, замотанная крест-накрест пуховым платком, сидела на стуле, опустив голову, что-то бормотала. Костлявые пальцы с распухшими суставами разглаживали юбку на острых, как у кузнечика, коленях.
Полюськина мама стояла прямо перед Мишей и строгим голосом делала выговор. Перед войной она несколько месяцев посещала курсы санитарок при ОСОАВИАХИМе и могла без врача определить, что сотрясения мозга у дочери нет, царапина небольшая, и травма вообще неопасная. А вот напугать бестолкового мальчишку надо как следует, чтобы до него дошло наконец, и в другой раз он никого бы и себя самого не искалечил по-настоящему.
- Ты понял, что я тебе говорю? - спросила она, заканчивая воспитательную речь.
- Понял, - шмыгнул носом Мишка.
- Что ты понял?
- Что так делать нельзя...
- Как делать?
- В корыте кататься...
- Да не про корыто я тебе говорила, Миша... Просто надо думать, перед тем, как что-то делаешь. По сторонам внимательно смотреть... Что бы не навредить кому-то, или себе самому... Понял?
Мишка шмыгнул носом и кивнул головой.
- Ничего он, Оля, не понял, - неожиданно сказала бабушка. Она встала со своего стула и подошла к мальчику. - Ты посмотри на него только... Трясёт головой, как козёл, а в глаза не смотрит. Погляди, дурья твоя башка, что ты с девочкой наделал и прощения даже не попросил.
Она подняла сухую костлявую руку, постучала скрюченным указательным пальцем по его голове и сказала:
- Проси прощенья, бестолочь, дурья башка. И на колени встань, чтобы Полиночка тебя простила. Дубина стоеросовая.
- Зинаида Петровна, ну зачем вы так-то... - попыталась защитить его от злобной свекрови Полюськина мама. - Он и так уже всё понял. Ты ведь понял, Миша?
Миша испугался и заплакал сильнее. Слёзы катились по щекам и капали на пол, увеличивая лужицу от растаявшего снега вокруг мокрых валенок.
- Нет, Оля, говорю тебе: ничего он не понял... Ему хоть кол на голове теши. Пока сам по дурьей своей башке не получит как следует, ничего не поймёт. Вот попомните мои слова... - И она снова стукнула по Мишкиному затылку костлявыми пальцами. - Прямо вот сюда... Пока по котелку этому бестолковому чёрт своей лапой его не треснет, ничего он не поймёт...
- Ну что вы такое говорите, Зинаида Петровна... Какой чёрт? Какой лапой? Мракобесие какое-то... Скажете ведь тоже. Он же ещё маленький, а вы такие ужасы нагоняете...
- Какой же он маленький, - ехидно продолжала старуха. - С оглоблю почти вырос, а ума не вынес. Одно слово - дурья башка... Вот пусть чёрт из тебя дурь-то повыколотит, чтобы пять раз своими когтями голову твою дурацкую так же разбил, как ты Полиночке нашей сделал... - Она ещё несколько раз постучала ему по макушке пальцем, как будто показывала чёрту, куда и сколько раз надо ударить. - Проси прощенья, олух царя небесного...
- Простите меня! - закричал мальчик. - Я больше не буду!
- Не меня проси! Полиночку нашу проси...
- Перестань всех пугать, бабушка, чертями своими, - вдруг сказала Полюська и встала со своей скамеечки, та качнулась на трёх ножках и со стуком упала на бок. - Он же не специально это... А ты всё: черти, да черти... Противно слушать... Да я сама, если хочешь знать, могу ему по голове дать, без чертей твоих дурацких...
Она подошла и встала рядом с Мишей.
- Ну и дай ему, чтоб в другой раз не повадно было, - сказала бабушка.
- Зачем это? - сказала Полюська и ласково посмотрела на него сверху. - Он мне нравится... Он хороший...
Для своих шести лет она была довольно высокой девочкой и по росту обогнала маленького Мишу.