- Как вас зовут?
- Простите. Марс. Приятно познакомиться.
- Марс…какое…необычное имя.
- Мой отец питает слабость к мифологии.
Папа улыбается.
- Вижу. Итак, моя девочка работает на вас, значит?
- Да. Она делает…помогает мне кое в чем разобраться.
- Это она умеет…а как ваша фамилия? Может быть, я где-то о вас слышал?
На этот вопрос Марс не спешит отвечать, только смотрит твердо. Чувствую, что атмосфера в комнате начинает накаляться — ой, не нравится мне это…И папа вон насторожился весь…
- Поймите правильно, все-таки она мой ребенок. Я переживаю. Хочу залезть в ее жить максимально, как и полагается.
Я хочу было парировать, чтобы как-то сгладить возникшую неловкость и паузу, но Марс опережает.
- Аппелинский. Меня зовут Марс Александрович Аппелинский.
В этот момент, словно его имя — какое-то неведомое заклятие, все вокруг меняется. Из светлых тонов совершается резкий переход на темные, а воздух электризуется так, что аж трещит. Папа — строго, напряженно смотрит на Марса, тот отвечает ему тем же. Не к добру?! Да очевидно, что так! Черт возьми!
- Астрид, выйди.
Неожиданно. Я открываю было рот, но папа смотрит мне в глаза и строго повторяет.
- Выйди. Я хочу поговорить с Марсом Александровичем наедине.
Ловлю такое странное состояние…знаете…Будто ты можешь выбрать, можешь парировать, упереться, но пустое это — нет выбора вообще. Это не приглашение, не просьба — по факту приказ. Который не обсуждается. Нравится мне или нет? А выйти приходится.
Теперь я стою напротив палаты, только спокойствия, как у Марса — ноль. Кусаю ногти, глаз не отвожу, нервничаю, пока они беседуют. Марс занял кресло рядом с койкой, размеренно и спокойно о чем-то говорит — папа внимательно слушает. Потом роли меняются. И так еще целых двадцать минут, которые тянутся вечность. Господи! Да сколько можно!?
Но вот наконец Марс поднимается с кресла, а я не дожидаюсь больше. Врываюсь в палату с безумным взглядом, от которого оба мужчины на миг застывают. Папа отмирает первым и более ярким — начинает смеяться в голос. Марс поддерживает через миг, но скорее спокойно. Размеренно. Только взгляд у него меняется: словно в нем больше тепла появилось. От него я краснею, само собой, но тут же взвиваюсь.
- Не смей смеяться! О чем вы тут языками чесали?! И почему выставил меня, а?!
- Требовательная…вся в мать.
- Это я уже заметил.
Вы только гляньте! Только друг друга взглядами испепеляли, а теперь точно добрые друзья! Какого хрена!
- Прекратите!
Топаю ногой от негодования, а потом надвигаюсь.
- Что это все значит?! О чем вы говорили?! Что…
- Астрид, пожалуйста…не кричи.
Папа устало поднимает руку, и я тут же осекаюсь. Черт. Вот дура! Глаза опускаю, руки сжимаю внизу живота, бормочу.
- Прости, я не хотела тебя…
- Знаю, дочка. Все хорошо. Мы со всем разобрались — и это главное, а теперь идите. У вас много дел, мне тоже отдохнуть надо…
Ну ладно…я все правда понимаю, поэтому отступаю, лишь оставляю на щеке нежный поцелуй, но если папа избежал моих вопросов — Марс-то никуда не денется! В конце-то концов…
- О чем вы говорили?
Спрашиваю тут же, пока мы идем по длинному, светлому коридору, он усмехается.
- Что смешного?!
- Твой отец хорошо тебя знает.
- Очевидно!
- Не всегда.
- Что это…не уходи от темы!
- Я не ухожу. Это неважно.
- Неважно?! Еще как важно! Что он сказал!
- Наш разговор не твоего ума дело.
- Не смей!…
Мы заходим в лифт, где, к моему большому сожалению, набита куча людей, поэтому пока разговор действительно откладывается. Ну или как? Почти. Я все равно ведь шиплю:
- Не смей разговаривать со мной так пренебрежительно, понял?! Я тебе не твои любовницы-модели, и такого отношения к себе не приемлю!
Очередной шок. Марс смотрит на меня с высоты своего роста, но все же коротко кивает и тихо отвечает.
- Прости.
Один плюсик в кармане. Я складываю руки на груди и гордо поднимаю подбородок в ожидании, когда мы, наконец, попадем на первый этаж, и я снова смогу продолжить экзекуцию, правда не успеваю. Препарирование откладывается по весьма четким причинам: когда мы выходим, Марс разворачивается на меня и серьезно говорит.