– Кто должен дойти? – поинтересовался Илем. – Кто наиболее важен в этой миссии?
– Все, – отрезал Франк. – Я должен довести всех. Никто не важнее, никто не ничтожнее. Доступно?
Недоступно это было для Бирама, что он немедленно отразил на своем длинном носу. Выразительный нос. Все чувства показывает в самых мелких подробностях. У миролюбивого Диля зачесались руки если не стукнуть, то хотя бы щелкнуть по этому носу.
– Бирам, – очень спокойно произнес Франк, – а вот меня злить не стоит.
Диль поверил мгновенно. Илем, кажется, тоже, потому что на мгновение лицо его перестало быть милым. Бирам смешался, но промолчал и просто перестал смотреть на кого-то. Уставился в какую-то точку на горизонте и изобразил своим носом полное равнодушие к окружающим. Илем фыркнул почти одновременно с принцессой, но под суровым взглядом Франка не смутился и спросил:
– А как ты будешь нас защищать? Один – всех?
– Увидишь, – пообещал Франк. – Через четверть часа чтобы все сидели верхом.
– Ой, – сокрушенно сообщил Ори, – а у меня и лошадки-то нету.
Лошадь нашлась. Когда Диль перебрасывал переметные сумы через круп коня, из конюшни вывели конягу настолько громадную, что и сомнений не возникло, кому она предназначалась. А что он со своим топориком будет делать?
Топор оказался аккуратно обмотан плотной тканью и довольно хитроумно прикреплен к седлу. Диль представил себе, что увидит это оружие в деле, и его заранее затошнило. Франк, как обычно, прочитал его мысли и, уже в пути, поравнялся с ним, оттеснив кобылку принцессы, и произнес:
– Неужели человеку должно быть стыдно, если ему противно даже думать об убийстве?
– Вы меня спрашиваете, гос…
Франк ловко извернулся, щелкнул Диля по лбу и пообещал:
– За каждого господина получать будешь. Да, я тебя спрашиваю.
– Мужчина не должен бояться битвы…
Франк недовольно перебил:
– Не надо мне тут прописные истины вещать, давай-ка прямо: что ты сам думаешь?
Диль не привык, чтоб его мнением интересовались, потому растерялся.
– Я акробат, а не воин. Я даже драться не умею… и не хочу учиться.
Улыбка Франка оказалась неожиданно теплой, мягкой, как у Кая. Он ничего больше не сказал, пришпорил коня, а с Дилем немедля поравнялась Лири и принялась болтать, как в старые добрые времена. Правда, тогда Дилю порой хотелось отвесить ей подзатыльник, чтоб трещала хотя бы с перерывами, а сейчас этот стрекот был даже в радость, отвлекал… Диль даже не понимал, от чего отвлекал.
Не нравилась ему эта затея.
Было страшно. Заранее. А показывать это не хотелось ни Лири, ни Франку, чтоб опять не начал советовать. Будто это так легко – отключить чувство. Вот сейчас не боюсь, а через полтора часа начну.
– С тобой легче, – услышал он и кивнул:
– Всегда легче, когда видишь знакомое лицо.
– Всегда легче, когда видишь человека, которому можешь доверять, – очень серьезно поправила она. – Знаешь, самое жуткое, что со мной было, до встречи с тобой – одиночество. Я так всего боялась, ужас просто, а с тобой не страшно. И не смейся. Я понимаю, что ты ни от волков, ни от разбойников не защитишь и что ты тоже боишься. А вдвоем легче. Я ведь как – в лесу зашуршит что-то, и я уже в панике. А на тебя посмотрю – ты внимания не обращаешь, и я успокаиваюсь.
– Ничего страшнее людей в лесу не бывает. Волки нападают только весной, когда очень голодные, и то так редко… Я за свою жизнь и видел-то их несколько раз, издалека, летом, когда они сытые и наглые.
– А медведи?
– Ну тем более. Если только шатун зимой… но я не встречал.
– А если б встретил? – вклинился в разговор Бирам. Ну и слух у него. Диль повернулся так, чтоб и его видеть, и принцессу.
– Тогда медведь бы узнал, что акробаты умеют не только кувыркаться, но и быстро бегать. И лазать по деревьям.
– Медведи тоже могут! – сделала страшные глаза Лири.
– Но не так высоко, – улыбнулся Диль. – Я вешу намного меньше самого маленького медведя.
Бирам преисполнился презрения. Забавно, а он предполагал, что с голодным медведем надо драться? Палкой отбиваться? Или ножом, годным только рыбу выпотрошить да хлеб нарезать?
– А вы, сударь, голыми руками, наверно, десяток шатунов победили? – простодушно спросил Ори. – Слыхал я, что вампир, ежели его раздразнить, драться горазд.
– Ага, – поддакнул Илем, – страшнее любого медведя. Загрызет и всю кровь выпьет. А с медвежьей крови похмелье бывает?
– Не стоит, – подал голос Кай. – Вампиры пьют кровь не потому, что им это нравится, а потому что не могут иначе. Для них не пить кровь то же самое что для нас не пить воду.