Дальше ехали с комфортом: папенька с дочками в карете, Диль сидел на козлах вместо кучера, а Кай и Ори небезуспешно изображали охранников. Франк не мешал Лири и Илему цапаться, потому что в ссорах они не забывали о своем временном «родстве». Илем искусно прятал покалеченную руку в складках плаща или даже юбки. Остановки на постоялых дворах чередовались с ночевками в поле, чуть в стороне от дороги, когда их заставал дождь, в карете становилось тесновато. Их не преследовали, похоже, что обман удался, однако Франк оставался настороже.
А ведь города, которые они обязаны были посетить, наверняка известны преследователям. Что сработало раз, не сработает другой, не в каждом городе шумные ярмарки, позволяющие проскользнуть незаметно.
Илем несколько раз пытался возобновить беседу о целях и причинах, и Франк его не затыкал. Сказал только, что этот вопрос не могли решить в течение тысячелетий, но рано или поздно у кого-то получится, только ничего не изменится, и через сто, двести или триста лет люди не перестанут творить зло, потому что это в их природе, и со временем зло снова скопится и позволит границе прорваться снова, и снова принцесса, вор, бродяга, торговец и ученый под защитой воина, рыцаря и проводника отправятся в долгий путь к Серым горам, чтобы остановить Сарефское зло.
Вечера они коротали у костра за самыми разными разговорами. Кай рассказывал об эльфах, и не только Диль слушал с открытым ртом. Илем впитывал новые знания, и Лири тоже. Кай начал эти рассказы, когда они остановились в странном месте. Дубовая роща, которую трудно было назвать рощей – могучие деревья росли далеко друг от друга и были столь раскидистыми, что даже сейчас, весной, солнце почти не пробивалось сквозь их густые ветви, а под ними обнаружились обломки камней, явно обработанные человеческой рукой. «Эльфийской», – поправил Кай.
Это было древнее кладбище. Кай уверил, что остановка путников здесь не кощунство, а Илем немедленно добавил, что практически весь мир – кладбище, потому что умерло и похоронено людей так много, что могилы располагаются по всей земле в несколько слоев. Наверное, он был прав.
Когда-то эльфы жили среди людей. Было несколько эльфийских королевств, богатых и процветающих, но с соседями мира не было, людям всегда требовалось то золото, то жизненное пространство, люди не умеют не воевать, хоть с другими расами, хоть между собой. И после очередной победы в очередной войне эльфы ушли. Вот просто так: собрались и ушли за Сиккильские горы, и с тех пор живут обособленно, до тех пор, пока люди не придумают способ преодолеть эти горы с большими армиями. Илем не поверил: как ушли? все бросили и ушли? оставив города побежденным? ушли после победы? Очередной победы в очередной войне, напомнил Кай. Пресекли бесконечную череду смертей. За Сиккильскими горами всем хватило места. Нельзя сказать, что там единое королевство, нельзя сказать, что много разных. Провинции имеют много прав – и много обязанностей, а Ра не абсолютный правитель, а скорее, координатор, и тем сложнее, и тем больше требований предъявляется к нему.
Диль исподтишка поглядывал на Лири. Казалось, что потрясение никак на ней не сказалось, но Диль подозревал, что она вспомнила о своем королевском воспитании и загнала поглубже все свои чувства, не показывая их окружающим. Даже ему.
Ох, ну почему «даже»… Возомнил о себе, бродяга, решил, что принцесса считает тебя своим другом. Мало ли, что относится почти как к отцу, все равно помнит, что она принцесса, а он акробат. Не может не помнить.
Он все равно опекал ее, заботился, чтобы ей было тепло и уютно, подсовывал кусочки поаппетитнее и не обращал внимания на язву Илема. Не показывает боли? Не значит, что не чувствует. Илем тоже не показывает. И никто из них. Свыклись. Диль не хотел бы оказаться на месте Лири и осознавать свою вину за смерть двадцати тысяч человек. Это даже в голове не укладывалось. Короли не знают других способов отвечать на оскорбления, кроме войны. Стало Райгуну легче? Ничего ведь не изменилось, и население обеих стран все равно знает, что у него невеста сбежала из-под венца, и какие бы зверства он ни творил, в памяти народов он все равно останется королем, от которого бежала невеста. Над ним будут смеяться – втихомолку, пока он жив и страшен, и открыто после смерти. Король, которому беглая невеста натянула нос. Посмешище.