Отец Алексей помолчал медленно, несколько раз погладил длинную густую седую бороду и сказал:
- Ты помнишь, кого Господь поставил перед учениками и на кого призвал их быть похожими ребёнка! Чистота душевных помыслов имеет огромное значение, хотя часто мы недооцениваем этого. Ох, как не ценим! Но именно твоя ситуация лучше всего доказывает, что многолетние пребывание в обители, проведённые многочисленные службы в храме и полученные чины часто ни о чём не говорят. Более того, светский человек, посещающий храм несколько раз в год, гораздо большего достигает в духовной жизни, чем монах. Это противоречиво, но это факт! А потом в монастыре, как и в миру, я говорил тебе уже об этом, должности завоёвываются, и найти достойного человека среди высшей иерархии трудно. Это уже между нами. Вспомни святых отцов! Все они так или иначе тяготились возложенными обязанностями. Один Григорий Богослов чего стоит! А поближе - Феофан Затворник. Поэтому твоё понимание - это закономерность. А вообще, тебе надо учиться! В тебе большой потенциал духовной жизни. Не раскрыть его - грех перед Тем, Кто вложил его в твою душу. Помни! Кому много дано, с того много и спросится. А теперь иди, и Бог тебе в помощь в твоих поисках!
Выйдя из домика, Таня направилась к пруду и долго стояла, смотря на вечерний закат. Яркое солнце медленно тускнело. Краски вечернего неба переливались, становясь всё темнее. Тане казалось, что небо отражало состояние её души: такой же светлой, но всё тускнеющей перед неизвестным будущим. Что будет завтра? Тучи ли его заволокут, или оно вновь будет согревать души людей. Но чтобы ни случилось на этой грешной земле, Солнце исполняет то, что должно, покорно следуя по определённому ему Богом движению. Так и нам должно руководствоваться позыву собственного сердца, зовущего на путь богопознания.
XVI
Спустя десять дней Стефания вернулась. Константина распорядилась отправить её жить к паломникам и именовать прежним светским именем Светлана. Однако на этом она не остановилась. Уже на следующий день по возвращении Константина поставила её на трапезе перед сёстрами с требованием просить прощение у сестёр за свою поездку, которая, как оказалось, вызвала соблазн и возмущение у сестёр. Таня сидела и не могла поверить своим ушам, слушая эту бессмыслицу. Она знала, что повод был очевидным и что поездка прошла успешно и её маме гораздо лучше. Однако, что обо всём этом думала Константина, было непонятно, но вывод говорил сам за себя. Явно у неё был свой взгляд на эту поездку, чуть ли не на как блудодеяние.
Стефания стояла в центре трапезной, опустив голову. Константина ходила около неё, как ястреб, крепко державший добычу в когтях:
- Итак, мать Светлана, ты поступила бессовестно по отношению к сёстрам. Ты должна была понять, что приходящий человек порывает с миром. Его мать и отец - это его наставники, его родственники монастырские сёстры. И если ты за столько лет пребывания в монастыре этого не поняла, искренне жаль! Но ты поступила низко по отношению к сёстрам, поскольку своим безответственным поступком подала соблазн сёстрам. Да, нам всем дороги наши бывшие родственники, но мы должны преодолеть в себе этот соблазн. Поэтому сейчас ты принесёшь публичное покаяние в виде извинения за свой неблаговидный проступок. - Константина говорила громко, звучно, так что складывалось ощущение, что ей доставляет удовольствие играть в этом спектакле.
Воцарилась мертвая тишина. Стешенька по-прежнему стояла, опустив голову, и только капли слёз, падавшие на пол, оглушали безмолвие. В чём было каяться? Ни ей, ни Тани было непонятно. Таня сидела, исподлобья смотря на игуменью, сжимая кулаки и тяжело дыша, пыталась сдержаться. На мгновенье она посмотрела на Игнатию, и, увидев её испуганное лицо, в голове пронеслось: «Нет, меня не удержишь!». Таня вскочила, не унимая бешено бьющееся от негодования сердце, быстро подошла к игуменье и срывающимся голосом обратилась:
- Я не понимаю, что здесь происходит? Объясните мне, святые сёстры, кого вы собрались судить, эту невинную девушку? Вы, чьи совести столь же черны, как и рясы? Вы, сидящие в нечистоте? Вы собрались судить этого чистого ребёнка, у которого нет сил даже защищаться? Ты можешь судить, мать Дорофея? Ты, которая лжёт и доносит, о чём знает весь монастырь. А может ты, мать Филарета? Которая думает только об очередной трапезе? Носите имена святых, а сами не вылезаете из болота грехов. Или ты, мать Евагрия, у которой язык без костей, только бы болтать, да осуждать. А вы, игуменья! Как вы можете судить? Вы, при которой монастырь превратился в такой бардак. Благодаря вашим усилиям все ненавидят друг друга, - голос Тани сорвался на этой фразе и со словами: «Позор, позор! Сидят в нечистоте, а судят невинного!» - выбежала из трапезной. Вновь наступила леденящая души тишина…