Такая позиция монахинь ставила Таню в совершенный тупик: как я могу верить в то, чего я не знаю? И вера ли это? Верить лишь потому, что верили предки ей было мало такого обоснования, но большего объяснить ей никто не мог. Эта лёгкость в решении спорных вопросов огорчала Таню. В тоже время она никогда не видела, чтобы кто-нибудь читал книгу, поэтому и вопросов не было. Это очевидно! Но ведь избегать таких тем - значит заранее объявлять себя побеждённым. Возникающие вопросы нужно решать, а не отбрасывать их, назвав искушениями! Подобно, как на Афоне мужчины, не допускают женщин, но это не есть преодоление соблазна. С другой стороны, Таня укоряла себя, говоря: «О чём я думаю? Я, которая при любой несправедливости не могу сдержать себя, стерпеть. Значит, я, как афонские монахи, слаба? Правда, я не убегаю от соблазнов, но и не побеждаю их, а афонские монахи их побеждают!» Было над чем задуматься.
Проводя время в подобных размышлениях, Таня лишь убедилась в страстном желании идти учиться вопросам веры. Однако именно о монашеском невежестве Таня хотела поговорить с отцом Алексеем, для чего вновь шла проторенной дорожкой к дорогому сердцу домику.
- Не серчайте на меня, батюшка, но мне опять нужно поговорить, - извиняясь, произнесла Таня.
- Отвечать на вопросы легче, чем мучиться ими. Кто не вопрошает, тому довольно того, что он имеет. Множество возникающих у тебя вопросов - это свидетельство того, что тебе самой нужно учиться отвечать на них.
Таня посмотрела на отца, удивляясь сказанному. Именно об учёбе она пришла с ним поговорить, а непонимание в отношении пренебрежения знаний сёстрами он вообще решил одной фразой. В голове пронеслось, что спрашивать в принципе, уже, наверное, нечего. Батюшка с улыбкой смотрел на растерянную Таню.
- И всё же я не понимаю, почему мы так пренебрежительно относимся к тому, что имеем? Я скажу точнее: как мы, монастырские, можем жить в таком невежестве? Не знать не то что своей истории, культуры, но даже того, во что мы веруем. Я недавно читала слова Григория Богослова. Скажите, кто может ответить в монастыре, что есть Троица, хотя бы словами святого отца? Да ладно это, но не знать, сколько было Вселенских соборов! А ведь на них выработаны главнейшие догматы нашей веры! Что ж это за вера такая, если ты не знаешь, во что ты веруешь? А ведь монастырь всегда являлся светом знаний! Приезжают паломники, спрашивают. Я даже не представляю, что можно наговорить при таких скудных знаниях! А потом удивляемся: откуда у нас в двадцатом первом веке, такие суеверия!
Таня говорила горячо и самозабвенно. Видно было, как она остро переживала сложившуюся ситуацию.
- Даже не знаю, с какого вопроса начать отвечать, - с улыбкою произнёс батюшка. - В этой вопросе нет однозначного ответа. Каждый своей жизнью подтверждает различные теории. Буду конкретен. В нашей Церкви были отцы, которые просияли, не будучи сильны в богословских или исторических вопросах. Вспомни хотя бы преподобного Сергия Радонежского, пустынников, столпников. С другой стороны, нередко слышатся слова, что знания мешают молитве. Я бы ответил: скорее собственная глупость мешает молитве. Общению с Богом ничто не может помешать, кроме собственного нежелания общения. Многие византийские отцы были сильны в богословии тот же Григорий Богослов, которого ты упомянула. Можно добавить нашего Иосифа Волоцкого. Да и мало ли их было. Поверь, гораздо больше, чем принято думать. Так как же быть? Оба пути при желании могут привести к святой жизни. Конечно, нельзя сказать, что какой-то путь лучше. Каждый выбирает ту стезю, которая ближе собственному духу. Я бы сказал: только выбирайте, только идите, потому что, как мы знаем, чаще оба пути отвергаются, и просто живётся без тяжких раздумий как раз то, что тебя так взволновало. Мы в данном случае вновь возвращаемся к прежнему разговору: почему так много грехов в монастыре. Человек не способен устоять перед элементарными соблазнами. Неужели ты думаешь, что, посадив его за книги, он что-нибудь поймёт, запомнит? Его духовных сил не хватает, чтобы заставить себя встать утром на правило. А ты говоришь о догматах веры!