- Знаю, как ты себя вылечишь. Будешь таскать лекарства из погреба! Я вот расскажу матушке, чем ты занимаешься….
Таня, действительно, как-то простудившись, брала лекарства из погреба, где они хранились. Зная ленивый нрав Пантелеимоны, Таня не торопилась советоваться с ней, чем, видно, задела самолюбие монахини. Тем более, что Таня, жалуясь на боль в горле, пила сироп в трапезной. Пантелеимона явно ничего не забыла.
- Ах ты, доносчица, патологоанатом паршивый! Иди, доноси, выслуживайся! – Таня рванулась к Пантелеимоне, но Игнатия преградила путь. Однако перепуганная Пантелеимона и не ждала помощи от инокини, а мигом вылетела, дослушивая крики, уже мчась по лестнице.
В то же время Таня, видя, как ретировалась Пантелеимона, села на кровать, обхватив голову руками. Пот градом тёк с лица. Всё болело, но это не чувствовалось. Негодование от открытого признания в доносе было сильнее. Прошло несколько минут. Игнатия, подсев рядом, слушала тяжёлое дыхание Тани.
- Ну и чтобы ты сделала, если бы я тебя не остановила? Рукопашной занялась? Синяков бы набила, как у самой?
Таня медленно подняла голову, с трудом поняв, что Игнатия всё ещё здесь. Негромко сказала:
- Нет, я вряд ли кого могу ударить первой. Я бы отвела бы её к Константине, чтобы она посмотрела на это чудовище. Она ведь не мне плохо делает. Она восстаёт против Бога, не исполняя Его заповеди. Здесь кулаками не поможешь.
- Не думаю, что такая прогулка пошла бы тебе впрок. Ты меня понимаешь? Значит, и сегодня ночью не ты начала, - Игнатия говорила неспешно, как будто рассуждала сама с собой. - Такие синяки не могла нанести женщина. Значит, это мужчина. Но трудники вряд ли, да и зачем… всё равно найдут… тогда…
- А теперь остановись! – негромко, но твёрдо сказала Таня, пристально смотря на Игнатию. - Остального никому знать не надо. В данном случае правда никому не нужна!
- Но почему? – сказала Игнатия, указав на разбитое лицо. Понимая друг друга без слов.
- Подумав, ты сама догадаешься. Но лучше не думай и не ищи проблем!
Игнатия задумчиво вышла из кельи. В то время как Таня, едва коснувшись подушки, уснула.
Таня провела в келье всю седмицу. Она любила эти минуты одиночества. В монастыре особенно чувствуется необходимость в безмолвном размышлении. Мучили сомнения: примириться с вопиющей действительностью было сложно. В сущности, все её желания являются нормой монастырской жизни, в то время как здесь это нужно доказывать. Спокойная жизнь с разумными послушаниями, а не сумасшедшим ношением по трапезной с горящими глазами. Как бы успеть и попробуй не успеть! Пойдёшь бить поклоны! Таня вспомнила прошедшие праздники с их изобилием. Тяжело вздохнув, подошла к окну. Да и просто иметь больше времени для чтения назидательной литературы. Ведь для чего-то отцы оставили нам свои советы? Не для того, чтобы они пылились на полках. Не понимаю!
Таня в очередной раз вспомнила разговор с отцом Алексеем: «Он говорил правильно, но как примириться с этим беспределом? Как не хватает порядка! Если один спит, а другой упахивается, покоя в монастыре не будет! Если один может позволить себе покупать дорогие вещи, а другой ходит голодранцем - порядка не будет! Почему только она одна задаётся этими вопросами, а остальные предпочитают любым способом просто хорошо устроиться. Неужели за столько лет, проведённых в монастыре, они всё также слепы или такая жизнь им нравиться? Как не понять простого, что взаимная любовь и помощь позволит всем жить легко и дружно. Хотя, что означает взаимная любовь? Это значит, что завтра вместо кровати и болтологии они должны будут пахать в трапезной, на коровнике, в курятнике, убирать территорию. Кому нужна эта любовь? Уж проще льстить Константине, чтобы оставаться в игуменской свите. Тупик! Единственно, кто может разорвать этот гордиев узел - это сама Константина. Но она этого не сделает. Кто ж откажется от этих льстивых песнопений? Вдруг почувствовать, что ты не игуменья, а всего лишь человек. Но ведь почувствовать придётся не сейчас, так позже! Но нет, они всеми силами цепляются за каждый миг своей пустой жизни, не думая о последствиях. Андрей говорил, что она плачет, но тут слезами не поможешь. Надо быть строже и последовательней в своих требованиях, а не засыпать от льстивых напевов! Какой смысл в покаянии, если продолжать делать то же самое? Эх, что ни душа, то душонка!»
Пока Таня сидела в затворе, прошли суетливые рождественские праздники. Стешенька регулярно тайком приходила навещать друга. Наконец-то Таня почувствовала, что такое монастырская жизнь: уединение, чтение, размышления. Правда, не хватало служб, но всё же Таня была счастлива. Стеша принесла какой-то крем. Синяки сходили, а с ними и настроение. Как же не хотелось вновь возвращаться к прежней жизни! Вот бы какое-нибудь рукоделие, и тогда вся жизнь как по уставам святых отцов. Таня попросила принести ей сборник монашеских уставов, которые стали предметом ежедневного чтения и размышлений. Конечно, Таня осознавала, что всего не вернуть, да и не надо. Но и так жить нельзя!