- Донесла контора?
- Ты же в монастыре! - обе улыбнулись. - Конечно, сказали. Вы так много беседуете с батюшкой. Он ни с кем так много не общается. Всем интересно, о чём вы так много разговариваете.
Таня внимательно посмотрела на Игнатию, отчасти ещё не доверяя ей, и задумчиво произнесла:
- Трудный выбор стоит передо мной, хотя очевидно, что выбора никакого нет. Как нет его ни у кого, поскольку каждый поступает так, как может. - Таня видела, что Игнатия, не понимая, слушает её абстрактные слова, но точнее говорить не хотела. Немного подумав, спросила: - Как бы ты поступила, если бы ты должна была сделать то, чего не хочешь?
- Если от этого будет польза, значит, это нужно сделать.
- То же самое сказал и батюшка. Скажи, а ты бы хотела жить в монастыре, который был вместе монастырь и институт, и научный монашеский центр. Не как Сергиевская Лавра, там слишком шумно и много паломников, а так в уединении, молитве, учении…
- Зачем спрашивать? Ответ очевиден, - недоумевая, ответила Игнатия.
- Почему тогда такого центра нет?
- Наверное, нет человека, который всё это организовал бы. Или такой человек уже есть? – догадываясь, к чему клонит Таня, сказала Игнатия.
- Проблема в том… я это просто чувствую, что вопрос не в том, есть ли такой человек, но в том, нужно ли это кому-нибудь, - опустошённым голосом сказала Таня.
- Я думаю, ты не права.
- Просто мне кажется… нет! Я уверена, что на самом деле никому из наших иерархов такой научный центр не нужен. Им нужна послушная суеверная масса, которой проще управлять, чем образованными индивидами.
Возникла пауза. Игнатия явно не ожидала столь серьёзной критики духовенства, попутно задаваясь вопросом: зачем Таня спрашивает её об этом, а не отца Алексея.
- Твоё неверие от нашего монастыря, и тебе кажется, что везде также. Но это не так! А что тебе сказал батюшка?
- Я не спрашивала его об этом.
Игнатия удивлённо посмотрела на Таню:
- А почему ты спрашиваешь об этом меня, а не его? Батюшка опытнее и подскажет точнее.
- Я спрошу. Ты же хотела поговорить, узнать, о чём я думаю. Но если оставить эти сомнения. Слишком много вопросов не дают мне покоя, - невесело произнесла Таня.
- Это от чистоты твоего сердца. Ты слишком близко к сердцу воспринимаешь монашеские недостатки.
- Что делать. Против природы не пойдёшь. Не могу же я себе сказать: не думай! Хотя точнее - не хочу! Это было бы предательством по отношению к самой себе.
- Твои вопросы так и останутся вопросами. Или тебе придётся покинуть монастырь.
При этих словах Таня стремительно взглянула на Игнатию, обеспокоенная тем: не выдала ли она себя чем-нибудь? До времени Тане не хотелось говорить кому-нибудь о том, что ей придётся покинуть дорогое место. Но, видя, что это лишь собственные рассуждения Игнатии, успокоилась.
- Посмотрим, что будет дальше, - философски заключила Таня.
XXIII
Мирно прошли несколько дней. Зима - благоденственное время для монастырского уединения: нет паломников, трапезная утихомиривается, и кроме пустых разговоров сестёр, ничто не нарушает монастырский покой.
Выпавшую седмицу Таня несла послушание в трапезной. Всё было как будто спокойно.
После обеда Константина распорядилась почистить пожертвованную рыбу. Устроившись около мойки, сёстры чистили рыбу, а Таня собирала грязную посуду. В это время в трапезную вошла маленькая Ксюшенька, девочка лет десяти, дочь монахини Ефремы. Ксюша подошла к матери и что-то стала тихо говорить. Монахиня шёпотом, но раздражительно отвечала ей. Диалог был коротким. В тот момент, когда Таня поставила посуду, отправляясь за очередной партией, Ефрема, взяв рыбу, в ту же секунду взмахнув, ударила ею Ксюшеньку по лицу. Таня потрясённо смотрела, не веря происходящему. Детские глаза, наполненные слёзками, как от боли, так от того, что это было сделано при всех, с немым криком смотрели на мать: за что? В ответ раздалось только: «Убирайся!» и Ксюшенька мигом исчезла, небезосновательно опасаясь ещё одной пощёчины.
Таня стояла потрясённая, едва сдерживая возмущение. Перед глазами было испуганное личико Ксюшеньки с кричащими детскими глазами. Как это возможно? Какая низость - бить беззащитного, тем более таким способом! Это нелюди! Прощения им нет! Такое сделать! Стать монахиней и быть хуже мирских! Какая низость! Подлость! Предательство!
От негодования Таню нервно трясло. Стало душно. С трудом, медленно передвигаясь, едва что-то видя, Таня поплелась по коридору.