Подойдя к домику, Таня сняла апостольник, как бы говоря: здесь, за монастырской оградой, мы поговорим по другим правилам. Леонтия, в очередной раз усмехнувшись и презрительно бросив взгляд на Таню, последовала её примеру.
- Мы здесь одни! Скажи прямо, зачем надо было говорить об этом? Столько времени прошло! Ну, видела ты, и что дальше? Молчи! Какой смысл? – горячо начала говорить Таня, пытаясь понять главное.
- Разве не ты постоянно намекаешь на то, что с игуменьей нам не повезло? Что ж, ты сейчас её защищаешь. Так ей и надо! – грубо ответила Леонтия.
- Неужели ты так просто и специально хотела сделать больно? За что?
- Пусть знает, что и за ней водятся грешки! Да ещё какие!
- Но это же свинство! Не путай личную жизнь с общественной! В конце концов, это не она сделала! – не выдержав, закричала Таня.
- И что с того? Так ей и надо! – озлобленно крикнула в ответ Леонтия.
В следующий момент Таня, уже не сдерживаясь, бросилась к Леонтии. Та, явно ожидая подобного окончания разговора или ведя к такой развязке, мигом ответила на эту реакцию. Таня упала в снег. На долю секунды их глаза встретились. Пылающие ненавистью глаза Леонтии потрясли Таню. Казалось, она вся превратилась в ненависть, но не к Тане, а ко всему монастырскому, даже к самому слову «монастырь». Сердце Тани содрогнулось: «Неужели в монастыре после стольких лет проживания, может быть такая яростная ненависть?!» Странным образом взглянув в горящие ненавистью глаза Леонтии, Тане стало бесконечно жалко это слабое создание. Ведь до сих пор она не поняла, что жить в монастыре - это счастье! Таня, поднимаясь, хотела что-то сказать, но Леонтия бросилась добивать противника ногами, не давая даже приподняться. В лице послушницы она уничтожала всё монастырское, вкладывая в каждый удар всю свою ненависть, всю свою боль…
Силы обоих были на исходе. Опираясь на камень, Таня с трудом попыталась подняться. Леонтия изо всех сил безжалостно ударила по правой кисти сапогом. Таня, стиснув зубы, всё же медленно поднялась. Рука непослушно болталась, отзываясь дикой болью. Леонтия торжествующе подошла к едва стоящей Тане, предвкушая последним ударом показать свою единоличную победу. Но Таня, вытирая кровь, еле дыша, прошептала:
- Ты лучше, чем ты есть.
Леонтия растерянно посмотрела на Таню, развернулась и быстро пошла в монастырь. Таня осталась одна. Не понимая, почему Леонтия так неожиданно ушла. Таня нетвёрдой походкой направилась в подсобку на коровнике. Неспешно умываясь, Таня смотрела на струящуюся кровь и думала лишь о том: правильно ли она сделала, не оказав сопротивления? «И что теперь подумает Леонтия, не получив достойный отпор? Что ей всё позволено?» Сердце сжалось от боли мучительного вопроса и чувства вины. Неужели вновь ошибка?
Неожиданно в комнату ворвалась Константина, и сомнения мигом растворились. Таня молча посмотрела на игуменью с немым вопросом: «Ну что, мать Тереза, опять я виновата?» Константина, словно прочитав мысли, закрыла дверь и спешно удалилась. Таня, удивившись столь стремительному отступлению, не желая ни о чём более думать, коснувшись подушки, уснула.
Проснувшись на следующий день, Таня с трудом смогла открыть распухшие глаза. Пришедшая Стефания весело приветствовала Таню:
- Ну и дела! Все только и говорят о случившемся. Никто ничего не знает, но у всех десятки догадок. Матушка распорядилась никому из вас не выходить из келий. Она приходила сюда и Игнатия, и батюшка…
- Короче, весь монастырь, - прошептала Таня.
Стефания засмеялась и продолжала:
- Одного не пойму. Леонтию-то все терпеть не могут, но такое… что случилось?
- Она рассказала матушке, что это её сын меня тогда ударил.
- Вот скотина! Я б её не так!
- Заживёт. Не скучно у нас! – сказала Таня, засыпая.
Прошло два дня. Усилиями Стефании Таня понемногу поправлялась. На третий день неожиданно вошла Леонтия, в то время как Таня, проснувшись, лежала в раздумьях. Обе долго смотрели друг на друга, после чего Леонтия безмолвно села на стоящий рядом стул. Таня заинтересованно смотрела на её уставший вид. Леонтия осунулась, сидела подавленной, пытаясь подобрать слова. Таня с жалостью смотрела на неё. Леонтия так изменилась, как будто её саму били в тот день.