Софрония прервала раздумья. Едва зайдя в залу, она тут же начала напев, задавая сёстрам нужный темп. Таня, взяв постную Триодь, негромко подпевала. Софрония была профессионалом в своём деле, который был захвачен любимым занятием и к тому же вдохновлённым педагогом. Она давала передохнуть связкам, рассказывая о различных напевах, которые слышала в других монастырях, говоря обо всём с увлечённостью. Хотя Таню пение не привлекло, но она искренне радовалось за человека, так преданно служащему любимому делу.
Спустя пару часов Софронию, вызвали и она, бросив на ходу: «Расходитесь!» мигом скрылась. Сёстры стали собираться.
- Мать Татьяна, ты уж молчи, чем петь не в такт, - неожиданно сказала Иустина. - Матушка Софрония молчала. Хотя чего молчать? Не умеешь петь, так иди пасти коров!
- Наверное, ей виднее. К тому же матушка Константина сказала пока посещать спевки, - равнодушно ответила Таня, стоя уже около дверей. Однако Иустина не унималась.
- Чтобы ты опять кому-нибудь по шее ни надавала. Вот и послала тебя сюда, - каверзно произнесла Иустина.
- А тебе, видно, этого хочется. Но я не тот человек, кто будет удовлетворять твои внутренние желания.
Пристыженная Иустина замолчала, так что Таня уже было открыла дверь.
- Всё тебе неймётся, все тебе плохие! А ты только послушница, не успела в монастырь прийти, а уже всех поучаешь…
Таня вернулась. Подошла к Иустине и, пристально смотря на неё, негромко, но решительно сказала:
- Что ты пристаёшь ко мне? Ненавидишь меня лишь за то, что я говорю Правду? Хочешь жить во лжи и тешить себя надеждой на райскую жизнь? Хочешь быть глухой - будь! Но не мешай другим говорить и слушать!
- О какой Правде ты говоришь? Ты только и делаешь, что ругаешься с матушкой! А если бы не она, и монастыря бы не было!
- Поэтому, восстановив монастырь, отныне мы будем почивать на лаврах в ожидании блаженной жизни?!
- Это не смешно, - презрительно посмотрев на Таню, произнесла Иустина.
- Это печально, потому ты и матушка этого не понимаете. Для каждой из вас путь окончен. Вы всего достигли! Хотя в действительности вы обе только возле первой ступени и даже не сделали ни шагу вверх. Но ни ты, ни она не видите или не хотите видеть, потому что если увидите, весь ваш хрупкий мирок разобьется вдребезги. Что сделать, чтобы заставить тебя увидеть, если слов ты не слышишь? Прибить бы? Да вижу, не поможет. Так что иди своим путем!
Таня посмотрела на испуганную Иустину. Понимая, что та ждала помощи от сестёр, но, не видя её, разом струсила. Но Таню это уже не интересовало, и, развернувшись, она вышла под единодушное молчание сестёр явно не одобрявших поведение Иустины.
Таня направилась в келью, едва сдерживая отчаяние в беспросветной попытке что-то изменить. Вновь и вновь Таня задавалась вопросом: откуда в людях столько злобы даже здесь, что уж говорить о мире. Почему Иустине так хотелось сделать ей больно?
Таня не заметила, как вошла в келью. Подойдя к окну, она долго стояла, всматриваясь вдаль. Безответные вопросы не давали покоя. Неожиданно пришла мысль: Иустина раздражалась на неё, потому что видела Таню не такой, как она сама. «Но почему я должна быть такой, как она? Ведь если я буду такой же, как она, это значит, что она идеал», - в чём Таня сомневалась, но, похоже, не Иустина. «Значит, людей раздражает так многое в других, то, что они их близкие, коллеги, знакомые - не такие как они сами? Но надо же понимать, что ты сам не образец. Правда, чтобы понимать, нужно думать. А вот с этим в монастыре трудности».
XXXI
Следующие дни проходили в спевках и службах. Какое чудное и неземное явление - церковная служба. Казалось, ангелы подпевали, исправляя недостатки монашеского пения. А какой нежный запах ладана разносится по храму! Как будто из далёких времён веяло древним благочестием и верою. Так отчаянно отстаиваемой нашими предками. За окном холод и морозы, а здесь так уютно и сладостно, так хочется, чтобы служба никогда не заканчивалась, так бы и пели мерные голоса, мерцала свечка, а святое маслице благоухало на лбу. Как дивно! Время куда-то уносится, и будто не два часа, а вечность пролетает, и прошлое давно забыто, а на душе так благостно! Но вот уже раздаются последние напутственные слова отца Григория. Медленно удаляются монахини и вновь на поле боя, а как не хочется сражаться…