- Станешь игуменьей, и тебе такой будут накрывать, - но, подумав немного, добавила:- Хотя ты никогда не будешь игуменьей!
- Это почему же?
- С твоей Правдой все монахини разбегутся. Так матушка говорит! – уверенно сказала Феофана. Казалось, она была рада, что игуменья не Таня.
- Странно! Все знаменитые монастыри основаны отцами великопостниками! Неужели я говорю что-то не так, что написано в Евангелие?
Феофана ухмыльнувшись и ничего не ответив, продолжила своё нехитрое дело.
- Молчишь? Потому что на Правду нечего ответить!
Таня хотела было что-то ещё добавить, но, чувствуя, что скажет что-нибудь лишнее, остановилась. Феофана между тем побежала на кухню взять очередное игуменское кушанье. «Идёт Страстная седмица, а она что делает? Но, в конце концов, Константина сама ответит за своё чревоугодие, а что отвечу я? Стояла, смотрела на монастырский беспредел?» Зазвучавший колокол на трапезу пробудил Таню. Недолго думая, она взяла скатерть за концы и выбросила всё вместе с содержимым за окно. Разбившаяся посуда звонко ударила о бетонную отмостку. «Осталось поставить стакан воды и пару кусочков хлеба. Вот и будет истинно монашеская трапеза! Пример всем!» Таня едва успела подумать об истинной трапезе, как влетевшие сёстры, услышавшие звон разбитой посуды, вонзили взгляд на Таню, предчувствую что-то недоброе.
Феофана посмотрела на пустой игуменский столик и от растерянности едва пролепетала:
- Где… где… всё?
Таня взглянула в окошко и спокойно произнесла:
- Там.
Феофана, подлетела к окну и, высунувшись, увидела остатки пиршества. Потрясённо посмотрев на Таню, как будто та совершила святотатство, предвосхищено, тихо протянула:
- Что-о те-бе бу-де-т!!!
- А что вам будет! – коротко ответила Таня.
Тут же подлетела мать Дорофея и начала причитать:
- Мой сервиз! Он достался мне по наследству, а ты…
Дорофея не успела закончить свою речь, как раздался громовой голос Константины, явно уже предупреждённой о произошедшем:
- Ну и что будем делать?
Все обернулись к игуменьи, ожидая санкций. Таня посмотрела на Игнатию, стоявшую позади Константины, глаза которой выражали недоумение: зачем? Отвечать было некогда, и Таня перевела взгляд на игуменью, которая едва сдерживала свои эмоции.
- Матушка, она разбила сервиз! – со слезами вмешалась Дорофея. Константина вновь вопросительно посмотрела на Таню.
- Ваши угрозы мне не страшны! Если вы хотите меня запугать напрасно! – неожиданно выпалила Таня, которую стала раздражать игра в мнимое игуменское благородство.
- Ты ошибаешься, угроз не будет! Будет наказание! На горох! Сёстры согласны? – Константина обвела всех строгим взглядом. Многие покачивали головой. Таня скептично посмотрела на них, желающих выслужиться даже сейчас перед Константиной. Один против всех: вновь сознание собственного бессилия остро заныло. Однако злости в сердце не было. Таня знала, что слишком многие поддерживают в её попытке навести порядок, хотя и боятся сказать об этом. Никто не хотел разделить участь Стефании…
Удовлетворённая согласием большинства, Константина торжественно произнесла:
- Мать Феофана!
Феофана тут же скрылась на кухню и мигом принесла горох, рассыпав его перед богородничной иконой. Таня смотрела, как в полной тишине Феофана с той же тщательностью готовит место наказания, как недавно игуменский стол. «Что ж меня не испугать!»
- Иди сюда, подрясник до колен и становись! - скомандовала Феофана.
Таня спокойно опустилась на горох. «В чистом сердце не может быть угрызений, – подумала Таня. - Идти, так идти до конца!»
- Ну, а мы, сёстры, начнём трапезу, - объявила Константина и, повернувшись к иконе, под которой стояла Таня на коленях запела молитву.
После этого началась трапеза. Феофана принесла другую, наспех найденную посуду. Вновь что-то разложила по блюдечкам и стала, как обычно, прислуживать около игуменского стола. Григория читала житие святого папы Мартина, замученного в седьмом веке. «Вот и папе досталось от усердных христиан. Слушают его житие и как будто ничего не слышат! Конечно, если все мысли вслед за игуменьей в тарелке, что тут услышишь?» - думала Таня, заглушая мыслями боль.