Казалось бы, ребенок приобрёл все, о чём мечтал в глубине своей душеньки, но такое отношение привело к тому, что другие дети монахинь перестали с ней играть и разговаривать. Люба отчаянно пыталась подружиться с ними: приносила конфеты из игуменского корпуса, делилась новыми нарядами, помогала им в послушаниях, хотя сама была от них освобождена. Но это лишь временно смягчало жестокие детские сердца, но вскоре вновь военная коалиция была враждебно настроена по отношению к ней. Своим детским сердечком Люба всё понимала, но как исправить такое положение, не знала.
Иное дело Таня, издали наблюдавшая происходящее. Она порой корила детей за пренебрежение к Любе. Взывала к пониманию того, что Люба не виновата, что матушка так её приблизила к себе. Дети, смотря своими умными глазками, соглашались, но ревность была выше, и всё начиналось по-старому.
Как-то Таня застала в погребе Машеньку, девочку лет восьми, дочку послушницы Александры. Забившись между бочками, она уткнулась в подол своего подрясника и едва слышно плакала. Таня подошла, не говоря ни слова, обняла её и стала гладить. Живое сердечко, почувствовав ласку, обвила ручками Таню и, всхлипывая, спросила:
- Почему матушка столько всего дарит Любе, а мне ничего?.. Я не пойду больше в школу… этот Сережка обозвал меня босячкой и всем стал говорить, что я дурнушка и хуже всех одеваюсь… а раньше он со мной дружил…
Машенька, уткнувшись в подрясник, снова расплакалась. Тане было нелегко выслушивать эти слова, но что было на это сказать? Таня просто шепнула: «Я поговорю с матушкой». Глаза Машеньки оживились надеждой, и, успокоившись, она пошла в детскую. «Что дальше делать? Как об этом разговаривать с игуменьей, с которой она почти не знакома», - размышляла Таня, задумчиво идя к игуменскому корпусу.
- Ты куда идёшь? – Таня вдруг услышала знакомый голос. Подняв голову и не сразу сообразив, что сказать, глядя на Константину.
- Да, собственно… к вам.
- Говори, - коротко раздалось в ответ.
Таня не знала с чего начать. Растерянно протянула:
- Долгий разговор и слишком серьёзный…
- У меня мало времени! Давай покороче и попроще!
Равнодушие игуменьи раздражало Таню. И, не думая о последствиях своих слов, резко произнесла:
- Машенька сказала, что её обижают в школе, потому что она выглядит как нищенка. У меня просьба разрешить эту проблему.
- Здесь не институт благородных девиц, а монастырь! Она выглядит так, как положено юной послушнице!
- Кем положено? – разгорячёно крикнула Таня, - а Любу так разодевать тоже так положено? Дети не хотят с ней играть, завидуют. Неужели вы не понимаете, что делаете?
- С какой стати ты, послушница, задаёшь мне такие вопросы. Твоё дело исполнять!
- Я не прошу у вас ответа. Просто помогите ребёнку!
- Она вбила себе в голову глупость, а ты жалеешь. Жалость до добра не доведёт! Я не благословляю тебе больше с ней разговаривать! - раздражённо произнесла Константина. Таня сжала кулаки, готовая высказать новые упрёки, но игуменья, видя горящие глаза послушницы, добавила: - Сошьёшь ей платье, а на вечерне отобьёшь сто поклонов, чтобы знала, как правильно разговаривать с игуменьей.
Константина, резко повернувшись, пошла дальше. Таня вытерла вспотевшее лицо и облегчённо вздохнула, глядя вслед Константине. Таня отбила положенные поклоны и сшила счастливой Машеньке новое платьице из игуменской ткани. Вслед за тем пришлось отбивать в течение нескольких дней еще триста поклонов за использование игуменского шёлка. Но всё же Таня была довольна: сияющие глаза ребёнка заставляли забывать о ноющих коленках.
Однако игуменское отношение к Любе осталось прежним. Таня не раз видела слёзы на её глазах и не понимала: почему Константина не видит и не чувствует, что она ломает ребёнку жизнь. Люба нашла в монастыре любовь и доброе отношение к себе, но вдруг эта доброта и забота привели к тому, что у неё нет друзей и она всё равно одинока. Как можно исправить то, о чём догадываешься и чувствуешь, притом, что ты сам ещё ребёнок?
Таня не знала, как помочь Любе. Собственное бессилие и слепота игуменьи раздражали, поэтому встреч с игуменьей она старалась избегать. Однако как объяснить самой себе: почему человек, ведущий такую духовную жизнь, настолько слеп или, может быть, никакой духовной жизни и нет? Тогда зачем идти в монастырь? Проще жить в миру, ничем себя не ограничивая. На множество безответных вопросов, которые Таня задавала себе, она даже не пыталась ответить: авторитет игуменьи, священства был на тот момент довлеющим. Тем не менее, знакомство с отцом Алексеем вскоре позволило разрешить многие вопросы.